1. Имя, фамилия, титул (если есть)
Jackie Daene-Sidhe /Джекки Дини-Ши.
2. Клан и поколение
Гарголь, 5-е поколение.
3. Внешность
Eddie Redmayne
4. Место в Порядке
Представитель клана Гарголь во Франции.
5. Биография
Джекки Дини-Ши родился на Шотландских берегах, в Мелроузском аббатстве, в ночь, когда опасное и бушующее Чёрное море, расправив складки волн, было спокойно как какое-нибудь лесное озеро. Звёздное небо предвещало, что в этом году на славу уродится хлеб, а птицы, вернувшиеся в родной лес ещё до того, как с земли окончательно стаяли снега, принесли на своих крыльях раннюю оттепель. Все, казалось, было хорошо, сама природа благоволила к ребенку, но буквально через несколько дней после его рождения случилось никем необъяснимое происшествие: ребёнок пропал из рук матери, уснувшей во время его кормления. Буквально испарился, - аббаты проверили все ставни и засовы, обошли с факелами подземные ходы, но мальчика и след простыл. Словно кто-то, наслав чары на женщину, с лёгкостью вынул её из ослабевших рук дитя. Как иначе объяснить, что чуткая как волчица мать, не почувствовала в комнате чужого присутствия, а ребёнок не поднял крика, поставив на уши всё аббатство?
Окончательное решение старейшин прозвучало как самый худший приговор, - некрещённого ребёнка украли фейри, которые каждые семь лет должны были платить «долг аду», откупаясь людьми, чтобы спасти своих соплеменников.
Но когда всякая надежда была потеряна, то пропавший ребёнок неожиданно нашёлся на побережье. Его принёс один из рыбаков, говоря, что сам не знает, как младенец оказался в его лодке. Если Джекки был цел и невредим, то разум его матери, как казалось, помутился. Она отказывалась признавать сына, утверждая, что тот был зачат не от её возлюбленного, а от коварного духа холмов, принявшего облик мужчины её сердца.
В результате этого Джекки и получил фамилию-прозвище «Дини-Ши», с гэльского переводящееся как: «Сид», «Эльф».
Стоит сказать, что христианство облагообразило некогда враждебных варваров, высадившихся на берега будущей Шотландии; дало язычеству кельтов новое дыхание, вместо того чтобы сжечь их идолов дотла. В отличие от Римской Империи, англичане и французы, уже столкнувшиеся с протестантами, не видели в анимистах-галлах никакой угрозы для себя. «Бог везде», - говорили католики, и кельты неожиданно с этим соглашались. «Бог везде. В этом дереве, в этих звёздах, в этой земле. Море расправляет свои плечи – плечи Бога, шумит листвой – это Бог шепчет».
В аббатстве причудливым узором сплетались две абсолютно разные веры, и Джекки рос, беря что-то от каждой из них. С детства он учился видеть в окружающем себя знаки судьбы, а сам мир воспринимать как нечто постоянное меняющееся, живое, ритмичное.
- Вот та спиральная дорога, которая перед нами - это Земной Змей, - без запинки произносит мальчик, протягивая руку престарелому монаху, чтобы помочь тому взобраться на крутой склон.
- Правильно. А теперь скажи – Земной Змей спит или бодрствует?
Дини-Ши на секунду задумывается. Проходит по тропинке еще несколько шагов и наклоняется, внимательно вглядываясь в землю. На чешуе Земного Змея явственно отпечатались свежие следы лошадей.
- Нет, - качает Джекки головой, и сомнение в его голосе уступает место крепкой уверенности в сказанном. – Его разбудили всадники. Их следы ещё не остыли. Они близко.
- Что ждёт их впереди?
Теперь надо посмотреть на небо. Оно бывает разное: синее, бирюзовое, голубое, будто затягивающее вдаль. Сегодня небесная гладь ясна, как смех ребёнка, но это было обманчивое спокойствие.
- Облака как перья ворона, выпустившего когти. Будет дождь.
- Тогда поспешим, мой мальчик. В монастыре нас ждёт чечевичный суп!
***********************************************************************
- Весы, Джекки. У каждого человека есть внутренние весы. Твои должны уметь взвешивать порой несовместимые вещи, которые любой другой человек привык измерять в один мимолётный взгляд. Человек будет говорить, что перо легче камня, злиться, доказывая это тебе. А ты не слушай, ты взвешивай про себя. Когда перо тяжелее камня?
- Когда им пишут что-то с недобрыми намерениями?
- А когда камень легче пера?
- Я... Я думаю, что камнем всегда больно получить в глаз.
- Когда этот камень - чужие заботы, Джекки. Камень, который несёт другой, для тебя всегда будет лёгок.
- Зачем мне знать всё это?! – в сердцах восклицает рыжий шотландец, откидываясь на спину, в высокую траву. – С тех пор, как существуют мир и время, люди устраивают войны и проливают кровь. Стоя на двух противоположных берегах одной реки, они кидают друг в друга камни, потому что не могут рыбачить вместе. Каждый боится, что другому рыбы достанется больше, чем ему самому. Что должен делать я? Стоять посередине бурлящего потока и доказывать, что камень бывает легче пера, а перо – камня? Даже ты, о старец, склоняешься перед нравами вождя и подслащиваешь ему яд правды, превращая его в горькую ложь, когда знаешь, что он не хочет слышать от тебя дурных новостей. На одном коне-то с трудом держишься, а на двух сразу тем более не усидишь. Так скажи же мне, какую сторону надо выбрать, по какой дороге пойти, чтобы всегда быть честным, правым?
Священнослужитель сидел, схожий с мраморной статуей, такой же безответный к пылкой речи юнца, а когда тот прервался, чтобы перевести дух, продолжил урок, словно его и не прерывали вовсе:
- С чем можно сравнить короткую, но изнурительную войну?
- С охотой? - легкомысленно ответил Джекки, уже смирившись с тем, что ответа на свои слова он не получит, даже если будет повторять их снова и снова. Старец-наставник всего лишь передавал ему свои знания и умения. В том числе и умение, задавая себе вопросы, тут же находить на них ответы – в себе. –С любовью? Нет, любовь не бывает короткой. А что если она безответная? Тогда уж влюблённость…..
- Я не могу дать тебе свои глаза, Джекки, чтобы ты видел всё то, что вижу я. Да и не нужно тебе это. Только твои мысли важны для тебя. И если я разочаровал своим ответом тебя, то значит, ты даже не пытался принять это как полезный урок.
Несмотря на повисшее молчание, Ди-Ши не спешил прерывать своего наставника, как в прошлый раз. Приподнявшись на локтях, он внимательно всматривался в глубоко посаженные и близко сидящие глаза старца, думая о том, что не знает, как будет жить после его смерти. Да, он верил в то, что душа человека, научившего его всему, будет всегда рядом с ним, но слова…. Добрые, твердые, мудрые слова, бережно укутывающие его одеялом, он не услышит больше никогда. Останутся только его собственные, угловатые мысли, переступающие в голове будущего овата, словно неуклюжие чёрные дрозды; и только Джекки знает, какая беда таится в них. Что если доброе начало в нём исчезнет, когда некому будет заставить его внять голосу рассудка, когда молодая кровь снова вскипит в жилах от непреодолимого желания сражаться или неистово любить?
- Война, мой юный друг, не приносит ничего, кроме горя. Один бросается с мечом, крича: «Всё или ничего», а победитель оказался слишком милосерден. В наступившем перемирии они подводят итоги: ничего, кроме потерь, их битва не принесла. Лучший способ выиграть войну — вообще не вести её. И я хочу верить, что мои слова отпечатаются в твоем сердце.
*****************************************************************************************
Овату Джекки Дини-Ши стукнуло ровных двадцать пять лет.
У него глаза цвета голубого неба, которые на людей, его не любящих, производят отталкивающее впечатление, а всех остальных поражают силой взгляда. Они притягивают к себе, вливают какую-то добрую энергию, которую кельт щедро передаёт тем, кто в него верит и любит.
Он может вылечить любую хворь, какого бы рода та не являлась. Он читает звёзды, как открытую книгу, но к сожалению то, что написано в этой книге, ему не всегда нравится. А другим людям и подавно.
Его одинаково проклинают и благодарят, но всем он равнодушно отвечает тремя короткими словами:
- Так предначертано звёздами.
Кельт давно начал понимать, что видит людей насквозь, без труда заглядывая в самые тёмные уголки их душ. Где-то смахивая пыль, будоража воспоминания и сладко убаюкивая своих гостей легендами.
Где-то вытаскивая червя, съедающего сердце влюблённого, чтобы подтолкнуть его к признанию в своих чувствах.
Где-то наводя такие чары, что завистливая девушка, навострившаяся ночью заколоть соперницу, отбрасывала занесённый над её головой кинжал, как ядовитую змею.
За спиной у овата шепчутся, что не было никакой вины его матери, на которую нападал суеверный ужас; сковывая её каждый раз, когда ей протягивали родного ребёнка: от молодого шотландца, сгущаясь с годами, исходила какая-то нечеловеческая, острая грусть.
Не раз можно было застать овата в одинокой рощице, за разговорами с кем-то. В такие моменты Джекки Дини-Ши говорил почему-то не на родном кельтском, а что ещё более странно - на ломаном французском, словно повторяя за кем-то незнакомые ему, ломающие его язык слова.
Он забивался днём туда, куда не проникал свет, и мгла окутывала его словно покрывалом. Тревожный колокол среди старейшин забил тогда, когда кельт перестал ходить в лес, окружающий аббатство. Ночью, замерев под дверью его комнаты, нередко можно было услышать рыдания и несвязное бормотание:
- Мы вдвоём, вдвоём теперь, слышишь? Деревья сторонятся меня, и даже многоглавый мох пятится. Лес молчит, молчу и я. Наяву не слышно больше моего голоса; молчишь и ты, когда так нужен.
Если бы дело происходило в какой-нибудь католической церквушке, то на Джекки бы сразу донесли: подозревая, что он одержим бесами. Но так как в Мелроузском аббатстве жили в основном такие же кельты, как и наш герой, то обеспокоенный аббат, подслушавший этот разговор, с утра первым делом интересуется у юноши - всё ли в порядке? Не хочет ли он исповедоваться и очистить свою душу?
И Джекки Дини-Ши ему открывается. Он рассказывает, что в одну из ветреных ночей, когда полная луна мерцала, выныривая из-за рваных облаков, в окно к нему кто-то постучался. Традиции кельтов требуют впускать незванного гостя, кем бы он ни был. Гость оказался чужеземцем, родом был из Франции, но уже много лет путешествовал по миру, а рассказ о том, что в деревушке есть оват, способный предсказать будущее человека, возбудил в нём интерес. Он простит Джекки погадать ему на ладони, но как только юноша берётся за чужую, почему-то мертвецки холодную руку... Перед его глазами проносятся страшные картины. Аббатство охвачено огнём, кругом запах смерти и предсмертные стоны, кровь, стекающая по стенам и гобеленам прямо к ногам, каждый удар колокольного звона рвёт сердце в клочья. После этого кельт окончательно теряет сознание.
Под конец Джекки Дини-Ши просит настоятеля разрешить ему уйти в лес, потому что он предчувствует свою близкую гибель. И аббат, видя, что юноша действительно болезненно-бледен, соглашается снять с него все обязанности при церковном дворе, отпустить на все четыре стороны. Дело в том, что в рассказе Джекки, учитывая, что предсказатели всегда говорят загадками или просто недоговаривают, можно было найти отсылки к тому, что оват мог быть болен проказой: ночной гость, руку которого он пожал, и видения горящего аббатства (огонь - очищение от скверны). Это подействовало лучше всяких аргументов.
За телом никто не приходит, зная, что родной лес укроет овата листвой лучше любого похоронного савана.
Вскоре после того, как Джекки Дини-Ши покинул монастырь, среди людей начинают разгораться слухи о его судьбе. Помня происхождение провидца, выдвигают предположения, что фейри, оставившие его на воспитание среди людей, теперь забрали соплеменника обратно. Говорят, что после заката солнца, можно увидеть вдалеке силуэт бледного юноши, слоняющегося между холмов.
Как всё было на самом деле? После своей смерти и последующего воскрешения, Джекки Дини-Ши предстояло пережить ещё один страшный удар судьбы: В 1544 г. армия Генриха VIII сожгла Мелроузское аббатство. Молча наблюдая за тем, как горит его родной дом, как обрушиваются внутрь стены и устремляется дым в небо, он ощущал лишь пустоту внутри. Годы, прожитые в лесу, иссушили его одиночеством. Перед тем, как развернуться и уйти обратно в чащу леса, он успел увидеть большую чёрную точку - может быть, канюка, вырвавшегося из огня. Орёл, небесный посланник, был предвестником отчаянной борьбы на пути к высоким целям. А пока кельт не готов к встречи с людьми. С людьми, умирающими за идею, но не понимающими её корней; обожающими нацию, но готовыми продать своих собратьев за медный грош, и во имя великой цели гвоздящих противников до полного истребления народонаселения.
Всемогущие Духи, если вы есть, верните меня к первозданной тупости! Насколько проще жить слепым...
Через года отшельничества, счёт которым был давно утерян, ставший вампиром оват, как бы странно это не звучало.... Ловит своего Сира. Это знаменует победу юноши в той внутренней борьбе, где сошлись две, едва ли не мистические силы: вампирские узы крови и языческая ворожба. В чём был смысл этой борьбы? Изо всех сил тянувшийся к своему Господину, Джекки получал в ответ лишь молчание. Будто бы обращался к камню. Будто бы безответно влюбился в луну.
В ход пошла кельтская магия: древняя и давно забытая. Дини-Ши с гордостью говорит о том, что смог заставить Хозяина видеть зелёные сны о себе, пробудить в его чёрством сердце тоску... Хотя на самом деле, всё было не так. Не Хозяин пришёл к нему, а Джекки, сквозь силу расставшись с Лесом, отправился в самое сердце Франции, на поиски своего Сокровенного.
Его Сир действительно оказался французом, осторожность которого граничила с трусостью. Эта осторожность заставляла его не доверять никому. Вообще. Господин, (а звали его Жан-Шарль Коте), вырос под чрезмерной опекой овдовевшей тётушки, всю свою жизнь проведя в затворничестве. Эта женщина, ухаживавшая за его больной матерью многие годы, была вампиршей, одной из Тёмного Порядка, и проклятие её досталось племяннику. Страх сделал этого мужчину слепым и глухим, причём последнее относилось к нему в самом прямом смысле слова. Жан-Шарль Коте страдал потерей слуха с самого рождения.
Почему Джекки Дини-Ши это не бросилось в глаза раньше? Почему, когда вампир проскользнул к нему в дом, предсказатель легко понимал его с полуслова и даже не подозревал, что слова слетают с губ, но не достигают ушей Сира. Его Бога. Которому он молился изо дня в день, все эти годы....
Напрасно.
До этой встречи кельт считал себя почти всесильным. Ведь был "сердцем леса": тем, кому несли дары, свои печали и радости, посвящали самое сокровенное. Лес мог укрыть от врагов или наоборот, отдать им на растерзание.
Но Лес не мог вылечить его Господина. Вампира с опустошённым и безмолвным, будто морское дно, лицом. Они были так похожи. Там, откуда Джекки был родом, не было ни добра, ни зла. Там, в Лесу, был только он сам. Ни во что не окрашенный, прозрачно-голубой.
Бросить Францию кельт уже не может. Рядом с Сиром всю его боль, как хрупкую чашку, будто закутали в вату и положили на дно коробки. Он обретает гармонию здесь, пусть странную и шаткую.
К 1750 году Джекки Дини-Ши уже близко знаком с Порядком и его внутренним устройством. В отличии от своих соклановцев, кельт пытается участвовать в жизни общества: в том числе и простых смертных. Не считая себя мертвецом (потому что кельтская мифология мертвецами вампиров не считает), он пытается делать всё то, что веками легенды предписывали фейри, а именно: скупает зерно на ярмарках и раздаёт бедным, оказывает помощь больным, подменяет умерших в колыбели детей на чужих, живых и здоровых, чтобы успокоить горе матери. Вампир не остаётся незамеченным, и вскоре Джекки Дини-Ши избирается в качестве примогена клана Гарголь.
6. Дисциплины
Превращение, Прорицание, Присутствие.
7. Связь
У админа есть)
Отредактировано Джекки Дини-Ши (2016-01-06 23:17:31)
