Участники: Теодор де Моро, Флоренцо Конти
Время: 1947, осень
Место: Франция
Предполагаемый сюжет: Флоренцо узнает секреты семьи де Моро, а так же того, кто хранит самые страшные.
Теодор де Моро
Этим вечером особняк в поместье де Моро жил своей привычной жизнью. Теодор вышел из столовой, направляясь изученным маршрутом в один из залов. Он следовал за своим учителем, которому платили не столько за обучение игре на инструменте, сколько обучению дисциплине. Играл Тео хорошо, но еще не восхитительно. По уверению мадам Анжель, его игра должна была улучшиться под надзором нового репетитора.
В зале, где стоял черный рояль, свет был приглушен тяжелыми занавесками, благодаря толстым дверям сюда не проникали посторонние шумы, обеспечивая достаточную звукоизоляцию. Молодой граф часто оставался один в этом зале и ревниво относился к тем, кто сюда заходил. В какой-то степени это была его святыня, где он часами тренировал музыкальные навыки. Музыку он очень любил.
Усевшись за рояль, Теодор открыл нотную тетрадь на той странице, которую ему назвал учитель, после чего нашел взглядом ноты и внутренне обрадовался - это была одна из его любимейших мелодий.
Едва Тео воодушевленно принялся за игру, он сбился с ноты, но стоявший сбоку учитель быстро вернул его с небес на землю указкой по пальцам. Граф зашипел, но ничего не сказал против. Он сосредоточился на композиции, которую разучивал всю неделю, закрыл глаза и представил, словно в зале никого кроме него нет. Пальцы его легко опустились на клавиши, плавно заиграв красивую музыку, которой он иной раз подпевал, вплетая звуки собственного голоса, как делал всегда, когда оставался один. Наставник, стоявший неподалеку, почувствовал свою никчемность в такой ситуации, но продолжал стоять над душой и следить за чистотой исполнения.
Музыка будила в душе графа чувства, которые отражались на его лице переливами эмоций, и он отдался им, плывя на волнах мелодии. Уже не задумываясь о том, что он играет и как, Теодор просто следовал своему внутреннему чутью ритма, все смелее пускаясь в импровизацию. Но это консервативный учитель уже не одобрил и вскоре треснул юного графа по пальцам, прервав его полет. Музыка оборвалась, младший де Моро хотел было огрызнуться, но вместо этого лишь послал учителю исподлобья тяжелый и до того мрачный взгляд, что мужчина невольно отступил. Теодор деловито поерзал на скамье, усаживаясь по-удобнее, расправил плечи, выпрямил осанку и коснулся подушечками пальцев клавиш, заиграв уже более спокойно и уверенно.
Если он еще раз ударит меня по пальцам, я вырву его глаза.
Вскоре в нем снова бушевали чувства, вызванные красивой музыкой и с каждым аккордом все сложнее было держать себя в руках, но граф помнил о строгом наставнике и о главной константе обучения - дисциплине. Баловство было недопустимо на уроках, как и в обществе. Сейчас он как всегда держал себя в руках, позволив себе лишь прикрыть глаза, и не заметил, как наставник взглянул на часы и удалился, верно рассудив, что можно в этот раз не прерывать молодого графа дежурным "Урок окончен".
Пробило девять часов. В это время отец по обыкновению уже был пьян и искал его. Теодор продолжал играть, ловя себя на том, что прислушивается - нет ли шагов?
Флоренцо Конти
Ему несложно было оставаться незамеченным в тени. Несложно быть тенью когда ты не жив. И не мертв. Сложно оказаться этой тенью когда кровь бурлит и хочется кричать от нахлынувших чувств, а тебя словно нет. Флоренцо возвращался к этому дому снова и снова. Иногда промежутки между визитами были длительными, иногда он не мог совладать с собой и приходил сюда каждую ночь. Казалось бы, за десятки лет память должна превратиться в прах, но этот дар становился проклятием и вампир помнил всё до мельчайших деталей. Впрочем это помогало и не забыть о цели, ради которой он и сторожил этот дом получше любого цепного пса.
Мальчики были такими разными. И оба были по своему восхитительны. Молоды. Красивы. Оба похожи на мать. Дьявол! В каждом из них он видел её! Её черты, её поворот головы, её манера говорить. Словно смерть не играет роли и мать всегда остается со своими детьми. В своих детях. Как можно забыть!? Шелест золотых с багряным листьев под ногами, шепот ветра в потрепанных дождями и ветрам кронах огромных дубов у дома, запах влажной и остывающей земли. Люди любят это время. Они разжигают камин, усаживаются в кресло и наслаждаются покоем и умиранием природы за окном.
Флоренцо стоял у приоткрытого окна зала, в котором занимался Теодор. Он стоял тут уже давно, но это не имело никакого значения. Он любовался. Мальчик не был гениальным, но он был живым. Он шел за своими чувствами, вслушиваясь в музыку и даря ей то, что не мог бы подарить этот чопорный старикан, которого назначили педагогом. Он дарил музыке свободу быть собой и наполнять души людей эйфорией. Удар по пальцам в миг разорвал картину в клочья. Энцо поморщился и едва сдержал себя от необдуманного поступка - никто не может быть этого мальчика. Кроме него. Теодор теперь принадлежит только ему одному. Учитель отошел, а юноша заиграл снова и вампир замер. Наверное он мог бы вечно любоваться тем, как нежно касаются пальцы Тео клавиш пианино. Как он ласкает их, а они отвечают стонами нот.
Едва слышно хлопнула дверь. Ушел учитель, оставив ученика в одиночестве, но юный граф, кажется, этого даже не заметил. Он продолжал играть для себя. Флоренцо переступил низкий подоконник, вступая в зал. Не шелохнулась ни одна портьера, не дрогнула ни одна свеча, только далеко протяжно завыли собаки, словно предчувствовали нехорошее.
Теодор де Моро
Теодор не ощущал чужого присутствия, не слышал ни шороха, ни звука, хотя напрягал слух до потери связи с реальностью. Он слышал только звуки музыки, наслаждаясь последними минутами спокойствия.
Когда в комнату вошли, юноша сразу напрягся. Он чувствовал запах алкогольной отравы, исходящий от отца. Ему не нужно было на него смотреть, он и так знал, что увидит. Налитые кровью глаза, растрепанные волосы, выбивающаяся из-за пояса рубашка, расстегнутые брюки.. Герцог стоял за его спиной, ожидая, когда его сын возьмет фальшивую ноту. Но Тео играл идеально, и кажется, этим оттягивал момент.
- Я знаю. Сегодня та самая ночь, - сказал он тихим голосом.
Та самая ночь, когда его мать отдала Богу душу, явив на свет маленького мальчика. Сегодня его день рождения, и ночь его расплаты за это. Обычно герцог находил причины, чтобы явиться с плеткой, но не сегодня. Поскольку сегодня они не нужны.
- Заканчивай, - сказал мужчина, и лицо его исказилось от злобы.
Теодор плавно завершил последний аккорд, помедлив, закрыл крышку рояля и встал. Он посмотрел на отца просто, без страха или удивления, подошел к нему и, мельком взглянув на плетку, быстро посмотрел ему в глаза.
- Чего ты ждешь?
Голос прозвучал резко, и, крупно вздрогнув, юноша улыбнулся.
- Тебе это нравится?
Не сводя взгляда с его красных глаз, Тео медленно принялся расстегивать свою рубашку. Он знал, что сейчас будет. Отец подступил ближе, обдав его спиртным смрадом, и начал орать. Вот оно, понеслось. "Мерзкий выродок!", "Лучше бы ты сдох в утробе!", "Ничтожество!", "Я тебя ненавижу!" - все это граф уже слышал не раз. Нервно усмехнувшись, он стянул рубашку с плеч, обнажив недавние, еще плохо затянувшиеся шрамы. От опасности начало покалывало в кончиках пальцев, пока он ждал и принимал словесные удары. Они оказались по силе такими болезненными, что по спине пробежал холодок. Внутри все сжималось от смеси ненависти, обиды и боли. Его фразы звучали, как пощечины, и Тео вздрагивал от резких выкриков, дышал чаще, плотнее сжимая чувственные губы, щурясь и прикрывая глаза дрожащими ресницами, словно на него дули ненастные ветра.
- Я тоже тебя ненавижу, - хладнокровно выдал юноша, и тут же получил звонкую пощечину. Теперь он расслабился, не имея никакой защиты, предоставляя возможность отцу и дальше колоть его обнаженные нервы. Другой бы отпрянул, избавляясь от опасной близости их лиц, но только не Теодор. Он прижимал к покрасневшей щеке ладонь, смотрел из под полуопущенных век на губы герцога, изрыгающие ругательства, вскидывал взгляд на ядовитые глаза. И чем больше отец орал, тем больше был ком в горле Тео. Наконец Рубен де Моро вознес над головой плеть и ударил его.
В жизни Теодора все было не как у людей. Но он в этом не виноват. Он таким родился. Со временем он начал понимать, что таких людей, как он, надо бы изолировать от общества. Дабы не смущать это самое общество. И, если следовать этому убеждению, герцог был как раз представителем общества, а Тео, его сын - изгоем.
Теодора грубо подтолкнули к стене. Он послушно прижал к ней ладони и уперся горячим лбом в маменькин портрет. Он мысленно считал.
Один, два.. Каждый удар как ожог, боль нестерпимая, но он к ней готов. Тело отзывалось на каждый удар, плеть рассекала на белой, изможденной узорами кожи новые кровавые полосы. Пять. И Теодору чудится, что она уже сползает со спины лоскутами. Граф кусал губы, не имея возможности кричать. Шесть. Потому что стоит ему закричать - и он уже не остановится. Семь. Желание развернуться и перехватить бьющую его руку, выламывая в болевой захват, резко, возможно, до хруста костей под пальцами, было просто нестерпимо. Девять. В какой-то момент бледный граф так ярко это представил – бледнеющее лицо и глаза отца, которые внезапно до самых краев наполняет изумленная боль. Десять. Прекрасное зрелище, упоительная фата-моргана, как мираж в безводной пустыне. Одиннадцать. Нельзя было позволять себе любоваться даже мысленно зрелищами возможного отпора и последующей кровавой расправы. Нельзя. Двенадцать. Слишком велика опасность не сдержаться на самом деле. Тринадцать. Кажется, в подобных экзекуциях дают что-нибудь прикусить, чтобы провинившийся не откусил себе язык или не прокусил губы, но герцог этого не сделал, и теперь по подбородку Теодора стекала тонкая струйка крови. Четырнадцать. Он быстро вытер кровь рукой, что, в сущности, было бессмысленно - вскоре он прокусил губу вновь. Пятнадцать. Ноги были ватными и подкашивались, каким-то чудом он все же стоял. Господи, как же больно! Безумие, разве можно так сильно кого-то ненавидеть? Тем более свою плоть и кровь. Шестнадцать. Теодору казалось, он больше не выдержит. Как же хотелось повернуться и взмолиться, упасть к его ногам, целовать их, умолять.. Семнадцать. Герцог не ждет его мольбы. Даже если Тео будет умолять, он не остановится. Проверено. Восемнадцать..
Восемнадцать ударов, ровно столько сегодня ему исполнилось. Рубен что-то ему сказал, Тео не смог разобрать. Он не слышал его и не видел, даже когда его отец поднял его лицо за подбородок и посмотрел в глаза, но вскоре Теодор остался на полу в одиночестве и тихонько заскулил.
Флоренцо Конти
Странная смесь чувств сейчас бушевала внутри. Ненависть переплеталась с жалостью, злость с удивлением, недоумение с яростью. Флоренцо видел всё. С того момента, как герцог переступил порог зала и до момента, как он вышел, хлопнув дубовой дверью. Вампир отчетливо ощущал смрад алкоголя, грязных зубов и немытого тела, но ещё четче он различал ненависть. Именно она наполняла всё помещение. Она окутывала тучного мужчину с головы до ног и расползалась от него в стороны болезненной, заразной плесенью. И правда, удивительно, неужели можно так ненавидеть собственного сына? Или это просто чувство вины, которым старый козел мучается вот уже восемнадцать лет? Ведь если бы он тогда не валялся пьяным, если бы вовремя позвал лекаря, то Кристель могла бы выжить. Впрочем разбираться сейчас кто был виноват тогда было бессмысленно. Для себя Энцо все давно решил, только сейчас нужно было кое что уладить.
В какой миг, когда удары плети слишком сильно отпечатывались в мозгу раскаленными полосами, а на спине Теодора расцветали кровавые цветы, Энцо решил прекратить экзекуцию, но здравомыслие удержало его на месте. Нет, нет и ещё раз нет. Он не просто так потратил долгие годы своей жизни чтобы так бесславно провалить весь план только потому, что кто-то осмелился сделать что-то против его воли. Стоило всё продумать. И вампир смотрел дальше. Он слышал и свист плети, и хлесткие удары. Слышал, как капли крови ударяются об пол. Слышал, как надсадно и хрипло дышит герцог и как сдерживает крик Теодор. Флоренцо не надо было видеть чтобы понимать насколько больно сейчас юноше и даже его собственное желание уничтожить всю эту семью не мешало капли жалости к мальчику.
В последний раз взвизгнула плеть, спина Тео украсилась последней на сегодня, особенно уродливой раной. Герцог был удовлетворен. О, конечно, теперь он может спать спокойно, ведь "виновник" наказан. Совесть чиста! Флоренцо недобро усмехнулся, обнажая клыки. Рубен не мог знать, что его ненависть к сыну станет его смертным приговором, а иначе бы он стал носить юношу на руках и осыпать розовыми лепестками. Никто, ни одна живая душа, не имела права посягать на то, что захотел себе вампир. Эта семья стала его жизнью, его смыслом и позволить алкоголику и маразматику разрушить это Энцо просто не мог.
К лежащему Теодору вампир подобрался незаметно. Склонился, прислушиваясь. Жив. И выживет. Это главное. А остальное теперь волновало Флоренцо крайне мало. Куда больше заботил план дома и расположение комнат изнутри. Снаружи он успел изучить здание как свои пять пальцев. Подумав секунду, мужчина отступил в тень и в коридоре оказалась крупная гиена. Можно в темноте спутать с собакой, да. По запаху найти герцога оказалось крайне просто, да он и не скрывался - вернулся в свою спальню, прихватив по дороге бутыль с чем-то крайне отвратительным. Он пил и орал непристойности, снова и снова поливая грязью Теодора и вознося Кристель. Он то начинал плакать, то смеяться, то снова орать и фактически каждый свой вдох сопровождал глотком алкоголя. Флоренцо наблюдал за спектаклем минут десять, а потом просто закрыл двери. Когда он вплотную подошел к герцогу, тот решил, что у него что-то со зрением. Потом решил позвать слуг, но когда на горле сомкнулись пальцы, сдавливая гортань, понял всё вдруг и полностью. Люди часто всё понимают перед лицом неминуемой смерти и Рубен не стал исключением. Он видел в глазах вампира всё. И всё понимал. Как-то обмяк, жалко перебирая ногами и толстыми, жирными пальцами пытаясь оторвать руку Флоренцо от своего горла.
- Понимаешь ли, мразь, то, что ты сейчас сделал категорически неприемлемо.
На мгновение вампир ослабил хватку, давая герцогу шанс на вдох.
- Твои дети... Ты бы должен боготворить их так же, как ты пытался боготворить свою жену, ведь в них есть частичка её плоти и крови. Но ты решил, что тебе позволено всё. Да?
Пальцы сжались сильнее. Глаза герцога буквально вываливались из орбит, по подбородку стекала тонкая струйка слюны.
- Ты ошибся. Теперь ты умрешь. Бесславно и грязно. Как и положено умирать паскудной свинье. Тебя найдут утром в луже мочи и дерьма, с распухшим языком и багровыми глазами. Потом тебя закопают и тебя будут жрать черви. Вечно. И ты будешь чувствовать как каждый мерзкий червяк прожирает в твоей плоти себе ход. И ты не сможешь ничего сделать. А знаешь почему? Потому что это будет не совсем смерть...
Флоренцо прокусил свое запястье и приложил его к распухшим губам герцога. Пара капель попала тому в рот и когда вампир снова ослабил хватку, сглотнул. Что и требовалось.
- Увидимся.
Пальцы вампира снова сомкнулись на горле хозяина дома, только теперь до конца. Тело судорожно дернулось и забилось в конвульсиях, пачкая всё кругом себя дерьмом. Флоренцо брезгливо отошел в сторону, прислушиваясь. Сердце Рубена больше не билось. Он был мертв.
Теодор де Моро
Когда мир перед глазами обрел привычные очертания, Теодор медленно поднялся на ноги, взял свою рубашку и осторожно надел на себя, не застегивая. Спина и плечи гудели от боли, но он к ней привык и старался не обращать внимания. Сейчас он найдет кого-нибудь из слуг и попросит о помощи. Это всегда было унизительно, но выбора не было. Обычно его раны обрабатывал Себастьян, но он уехал в свое длительное путешествие.
Проходя по коридору, Тео прислушивался к ругательствам из комнаты отца, но когда они неожиданно стихли, юноша заподозрил неладное. Конечно он сперва подумал, что отец уснул, но внутреннее чутье подсказывало, что надо это проверить.
Герцог лежал на полу, и первое, что почувствовал граф, это запах испражнений. Он вошел в его комнату и медленно подошел ближе. Присел на корточки, разглядывая маску ужаса на отцовском лице.. Коротко осмотрев его, он отпрянул в изумлении, но вскоре лицо его затвердело и взгляд наполнился холодом. Отец не дышал. Кто-то или что-то оборвало его дыхание, и сейчас Рубен был на краю смерти. Страх и злоба вихрем ворвались в его сознание. Больше злоба, чем страх. Вот оно, наказание за все издевательства, но не от него, не от Тео. И это было обиднее всего.
Теодор обошел его и встал у него в изголовье, глядя сверху. Лицо его было серьезно, как никогда, взгляд застыл на лице герцога, когда он, что-то вдруг решив, принялся торопливо расстегивать брюки.
- Ты же не против? А, папочка?
Видела бы его мадам Анжель. Видел бы его Себастьян! Что бы он сказал, увидев, как его брат справляет малую нужду прямо на почившего отца? Точно по головке бы не погладил. Но чувство справедливости за недавние побои восстанавливалось пропорционально опустошению мочевого пузыря. Стряхнув последнюю каплю и застегнув брюки, Теодор повернулся и снова замер. На пороге стояла бледная мадам Анжель. Их гувернантка и по совместительству нянька, заменившая братьям мать.
- Что здесь происходит?!
- О, все хорошо, уверяю вас.
Без тени смущения, сожаления или жалости, Теодор позволил женщине кинуться к бесчувственному телу и кричать, вопить, рыдать.. Граф отступил в сторону, налил себе бокал вина и отпил из него, с любопытством наблюдая за развернувшейся драмой. Мадам пыталась привести его отца в чувства, лупила его по влажным щекам, и это было до того нелепо, что Тео поперхнулся вином и звонко захохотал.
- Еще, мадам Анжель, сильнее!
- Кто это сделал? Кто?!
И правда, кто? Тео посмотрел по сторонам.
- Это сделал я! - с энтузиазмом воскликнул юноша, отсалютовав ей бокалом.
Тут она оставила свои попытки и бросилась к графу, вцепившись в его руку, расплескав вино, потащила его к папеньке. Теодор упирался, ему было смешно. Он откровенно веселился, заявляя, что он зуб дает на отсечение, что ничерта не смыслит в медицине. Но женщина просто сходила с ума от горя. Оно и понятно, за эти годы у них с герцогом сложились весьма.. интимные отношения. Наконец граф перестал ломать комедию и, вручив ей бокал, подошел к отцу. Он поморщился от запаха, черт побери, он же лично на него помочился!
- Дай сюда свой фартук, - потребовал юноша, и когда дождался вещь, тут же вытер им Рубену лицо. Несколько раз резко надавив на его грудь в области сердца, Теодор зажал пальцами нос мужчины и вдохнул воздух в раскрытый рот. Эту процедуру он проделал несколько раз, но эффекта не было. Женщина его начинала откровенно раздражать.
- Выйдете, мадам, вы только мешаете! - потребовал, после чего она ушла и Тео снова принялся делать искусственное дыхание. Он был настроен очень решительно, но с каждой секундой жизнь его отца ускользала, и он понимал это.
- Давай же, ублюдок, дыши! Ты снова хочешь мне жизнь сломать?! Не смей! Ты мне должен!
Теодор злобно выкрикивал фразы, ударяя отца по груди, вновь и вновь прижимаясь к его губам своими, вдыхая в его легкие воздух.. ему никогда не было так мерзко и страшно одновременно. Если он умрет, его страдания кончатся, но если это случится.. Теодор так ему и не отомстит.
Наконец герцог сделал вдох самостоятельно. Тяжело хрипя и шипя, он вцепился в расстегнутую рубашку Тео, но граф тут же оторвал от себя его руки, оттолкнул и вскочил, а после, спотыкаясь, выбежал из комнаты. В ванную. Бегом. Смыть с себя все это зловоние. И помыть рот с мылом.
Флоренцо Конти
Вампир готов был поклясться, что тварь, по недоразумению рожденная человеком, уже не дышала и не подавала признаков жизни когда он её отпустил. И само собой мужчина подразумевал, что так и будет, но всё же решил задержаться и посмотреть на реакцию Теодора. О том, что мальчик не так прост, Конти уже знал, но одно дело птицы и собаки и совершенно иное человек. Отец. Иногда дети беззаветно любят родителей не смотря на то, что те бьют их и ломают жизни. Парадокс, но к сожалению или к счастью божьи создания порой бывали крайне нелогичны в своих поступках.
Мальчик появился нескоро и Флоренцо даже начал опасаться, что труп хозяина дома найдет кто-то другой. Но нет, обошлось. В дверь вошел именно тот, кого поджидал вампир. И сделал то, что меньше всего от него ждал тайный поклонник. Впрочем, стоя за тяжелой портьерой, Энцо мысленно аплодировал юному дарованию. Такого самообладания и извращенной фантазии мужчина не встретил за двести лет ни разу. Кроме собственной разумеется. И в этот момент вампир понял, что именно Теодор заслуживает быть последним в этой семье, кто умрет. Именно ему вампир решил даровать жизнь. Правда то, что он собирался сделать с этой жизнью нельзя было назвать подарком, но , как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.
А вот то, что произошло после, взбесило. Мадам Анжель. Дама, которая в угоду своим корыстным чувствам и побуждением закрывала глаза на жестокость отца мальчиков. Кто позволил этой старой шлюхе решать, будет жить герцог или нет!? Только Флоренцо вправе был принимать такие решение. Только он мог быть судьбой для всех членов этой семьи! Вампир с трудом сглотнул желание выйти из укрытия и сломать женщине шею. О, как бы рад был он услышать хруст ломающихся позвонков! И, наверное, рад был бы увидеть в глазах Теодора удивление смешанное со страхом и ужасом! Юный граф не был обычным мальчиком, но даже такому, как он, присущи эти чувства, особенно когда к тебе в дом из ниоткуда проникает создание, подобное дьяволу из преисподней. Но Энцо удержал себя от ошибки. Не стоило показываться раньше времени, всё нужно делать постепенно. Что же, в оживлении Рубена можно было найти и свои плюсы. В конце концов он сможет понаблюдать за тем, каким делается человек после того, как одной ногой он постоял в могиле. А может и двумя, потому что оживление было по истине чудесным.
Когда мальчишка выскочил вон словно ошпаренный, Флоренцо тенью метнулся следом. Теперь Теодор манил его ещё больше и вампир хотел знать больше. Значительно больше, чем до сей минуты. Он хотел видеть его изнутри, знать о чем он думает, понимать его мысли и желания. Энцо хотел стать его глазами, его руками, его сердцем. А для этого нужно чуть больше, чем просто побродить вокруг дома, заглядывая в окна. В покои юного графа вампир пробрался минут через пять после того, как туда вошел хозяин.
Теодор де Моро
Кровь, ее сегодня было слишком много на теле графа. Он снял окровавленную рубашку и забрался в ванную. Там к нему вскоре пришел дворецкий и принялся омывать его плечи теплой водой. Лишь раз они встретились взглядами, но мужчина сохранял удивительное безразличие в глазах. Ни капли сочувствия. Теодору это нравилось. Марсель знал его с малых лет и понимал его без слов. Юноша бы не вынес жалости, лично бы отлупил его, так удачно выместив свою злобу. Он тоже был нянькой Теодора, и может быть в той или иной степени именно он был в его глазах настоящим родителем.
- Ваша Светлость, позвольте сегодня мне обработать ваши раны?
Через минут двадцать юный де Моро вернулся в свою комнату. Он уже не думал про своего отца, и даже тот факт, что он только что чуть не осиротел, ничуть его не тревожил. Закрыв за собой дверь, Теодор без резких движений лег на свою кровать, уткнулся лицом в подушку и на некоторое время затих. Снадобье, которым смазал его раны Марсель, уже начинало действовать и приносило блаженное облегчение, избавляя его от нестерпимой боли, но все равно он не мог уснуть. Это гнетущее состояние, когда ты смертельно устал, но стоило голове опуститься на подушку - сон как ветром сдуло. Тео ворочался, стараясь лечь по-удобнее, стонал, если нечаянно тревожил раны, шипел, пыхтел, корчился.. Наконец он не выдержал и уперся руками в подушку, медленно поднимаясь, сел, поджав под себя ноги и выпрямился. Только одна вещь могла помочь ему заснуть наверняка. Теодор скинул с себя ночную рубашку, заботливо надетую на него дворецким, и остался полностью обнаженным. В свете свечей отчетливо были видны красные полосы и старые рубцы на крепком, тренированном теле. Даже его ноги, и те когда-то подверглись поцелуям кнута. Граф смотрел какое-то время перед собой, взгляд его был рассредоточен, словно он что-то себе представлял. И он представлял.. сцены, которые он видел, были полны ужаса и жестокости, в них было столько насилия, сколько никто из здоровых на голову людей не сумел бы вообразить. Ничего не получалось. Тело не реагировало на его фантазии. Это все равно что пытаться наесться, созерцая красивый натюрморт. Тогда Теодор провел рукой по своей груди, ощущая под пальцами рельефный торс и твердые мускулы груди, перехватил свою шею и крепко передавил в нужных точках. Анатомию человека он знал на зубок, а так же знал, на какие места нужно надавить, чтобы вызвать тот или иной эффект. Например, если не сильно придушить себя, то это увеличит приток крови к половым органам. И вскоре это сработало. Теодор сжал в другой руке окрепший член и принялся за дело. Губы его дрогнули, приоткрывшись, издавая легкий, совсем невесомый стон. Такая не хитрая процедура была чисто ради физиологической реакции выплеска в мозг определенного вещества, за которым немедленно последует сладкий сон.
Флоренцо Конти
Ни секунды вампир не пожалел о своем решении задержаться в этом доме дольше положенного. Ни одной крошечной секунды! Всё, что теперь он видел, подводило его на один шаг ближе к понимаю юного графа и эти знания были бесценны. Когда нибудь, в будущем, Флоренцо сможет их использовать так, как ему будет необходимо, а пока можно было просто наблюдать.
В ту ночь вампир впервые подобрался к Теодору настолько близко во всех смыслах этого слова. Когда ушел управляющий и юноша остался один, Флоренцо расслабился. Он не боялся быть пойманным, но и не хотел, чтобы люди что-то заподозрили и поэтому наличие в комнате двоих было нежелательно, а вот граф после порки, когда в голове всё ещё свистят плети, а тело отзывается болью на каждое движение навряд ли заметит шорох портьеры или спишет его на сквозняк.
Тео ушел в постель, но вампир решил подождать ещё немного. Люди порой во сне разговаривают и если не несут полную ахинею, то могут раскрывать свои тайны сами того не ведая. Остался подождать сна, а увидел потрясающий, откровенный спектакль. Театр одного актера. Интересно, что мальчик видел перед подернувшимися туманной дымкой глазами? Какие картины рисовал его горячечный мозг?
Залитый лунным светом, в матовом облаке простыней, Тео смотрелся мраморной статуей, испещренной страшными, уродливыми рубцами времени и только его сбившееся дыхание и стоны говорили о том, что юноша живой человек. Живой и весьма красивый. С точки зрения Флоренцо тело юного графа как раз и было тем идеалом красоты, которое стоит запечетлевать. Нежная кожа, изуродованная рубцами и шрамами. Юноше тело, познавшее больше боли и страха чем тело столетнего старика. Мальчик, в глазах которого можно прочитать страх и холод, и такую неприкрытую, обжигающую ненависть, о которую можно пораниться. И сейчас , когда Тео ласкал себя почти грубо, жестоко, перед глазами Флоренцо был тот зал, только на месте отца был он сам и сам держал плеть.
Боль и наслаждение, мой мальчик. Боль. И наслаждение. Они рядом. Они одно целое. Ты поймешь это позже. Ты захочешь снова. И тебе будет этого не хватать.
В какой-то миг Флоренцо оказался за спиной юноши. Пальцы рисовали по шрамам и рубцам не касаясь кожи буквально в паре миллиметров. Вампир вдыхал аромат чистой кожи, свежих простыней, пота и спермы, и ему нравилось то, что он чувствует. Он запоминал. Так звери запоминают запах и больше не ошибаются. И в эту ночь Тео впервые мог бы почувствовать аромат белых лилий. Почти незаметный. Скорее как наваждение, сон, иллюзию. Но он был.
Боль. И страсть. Фантазии.
Легкое прикосновение воздуха к разгоряченной коже могло бы обжечь и Флоренцо слился с тенью.
Теодор де Моро
В комнате был полумрак от одной единственной свечи, пламя ее вздрагивало от движений воздуха, и только Луна была свидетелем.
Он снова начал представлять себе что-то, отталкиваясь на этот раз от самых непристойных желаний. Он представил своей жертвой не женщину, мужчину. Да, мужчину старше него, высокого, красивого и сильного. Сильнее его. И он, Теодор, взял верх над этим сильным созданием, поборол его, скрутил, заломал руку, вцепился в густые черные локоны, грубо толкнул к стене лицом, провел языком по затылку, вдохнул его запах.. Тео втянул носом воздух, ему чудился в воздухе потрясающий аромат - мужской запах пота и мускул, и одеколон, его собственный.. нет, вот этот незаметный шлейф, что это? И чье-то дыхание на затылке, такое отчетливое!
Граф распахнул глаза и застыл. На секунду он решил, что кто-то вошел в комнату, медленно подкрался к нему и решил понаблюдать, а сейчас подошел ближе. Он был в этом практически уверен. Его застукали, это вполне возможно, ведь дверь заперта не на ключ.. Теодор скосил взгляд, чуть повернувшись, но так и не повернул головы, чтобы увидеть кого-то. Он медленно возобновил свои движения, постепенно набирая скорость. Кто бы не вошел, даже если это его родной отец, он не собирался останавливаться. Присутствие возможного зрителя его заводило только сильнее и Тео решил считать, что зритель есть. Он наклонился, уткнувшись щекой в подушку, держась за свою фантазию - сейчас в его воображении он для эксперимента поменялся ролями, и уже не он, а ему кто-то сжимал горло, засаживал в податливое тело острые предметы, мягко вспарывал кожу.
Да, так тоже хорошо. Мужчина, его жилистые крепкие руки, ласкающие его изуродованную кожу, царапающие ее ногтями, хватающие его запястья и шею, цепляющие за плечи.. его жесткая ладонь, сжимающая блестящий от смазки орган.. ровный ряд зубов, кусающих его, Теодора губы, влажный язык, насилующий его рот.. твердый, налитый кровью член, проникающий в его нутро резко, сладко, глубоко.. Тео быстро облизал пальцы и грубо ввел в себя, задохнувшись от боли. Он крепко зажмурился и закусил губу, протяжно застонав, выгибаясь, извиваясь в этом жаре безумной фантазии. Так он еще себя не ласкал! Но ощущение присутствия, этот запах и эта новая фантазия, где он отдал кому-то власть, были такими яркими, они захлестнули его воображение и подкидывали новые образы. Он засовывал в себя пальцы по-глубже, прекрасно осознавая происходящее и ни на секунду не забывая про возможных зрителей. Он бился в горячке, часто дыша и захлебываясь острыми волнами наслаждения. Так хотелось почувствовать сейчас на себе, не важно, крепкий удар в челюсть или острие ножа под шеей (ради Бога, только не плеть), любой мощный раздражитель извне, способный разом всколыхнуть порцию адреналина и довести его до исступления, а сейчас он все жестче накачивал свою плоть, резче трахая себя пальцами, кусал наволочку, выгибал испещренную кровавыми полосами спину.. и сетовал на скудность своей фантазии. Ему было мало ее одной.
Флоренцо Конти
Вероятно нужно быть каменным изваянием чтобы не ощутить той страсти, той боли и тех фантазий, которые сейчас буквально пожирали Теодора, и часть вины за это смело мог бы взять на себя Флоренцо. Он стоял в изголовье кровати и любовался как мечется по ней юный граф, как искажается наслаждением и страданием его лицо, как ломает о его изуродованное шрамами тело свои стрелы коварная, немая луна.
Это восхитительно, мой мальчик! Ты восхитителен!
И снова вампир позволил себе подойти немного ближе, и почти коснуться влажных от пота волос. Позволил себе втянуть запах, пропитаться им, насладиться. Он окунался в происходящее словно в бурную горную реку, с которой не стоит спорить. Безумство. Сумасшествие. Здесь всё было не так и так восхитительно прекрасно!
Позволь себе быть собой. Разреши себе чувствовать как боль превращается в наслаждение.
Флоренцо ласкал тело Теодора взглядом словно прикасался кончиками пальцев. Выглаживал, вырисовывал каждую тень, каждый старый шрам. Мысленно проводил языком по всё ещё незаживающим ранам сегодняшнего вечера и буквально чувствовал солоноватый, теплый вкус крови.
Ты есть боль. Ты есть наслаждение. Отпусти себя.
Рука скользнула на шею юноши и пальцы сжались. Энцо хотел увидеть глаза мальчики и точно знал, что назавтра он всё забудет. Или вспомнит до ужаса странный и стыдный сон, который лучше сразу же выкинуть из головы. А пока... Пока он склонялся всё ниже, вглядываясь в чернеющие провалы на бледном лице.
- Ты прекрасен.
Пальцы сдавливали горло всё сильнее, воздуха на вдох уже не хватало, но остановиться в такой момент и не закончить начатое не смог бы никто. Даже вампир. И на это очень надеялся Энцо. Ему хотелось увидеть, как водоворот эмоций полностью захватит и поглотит Теодора, и утащит его за собой на самое дно.
Теодор де Моро
Юноша плескался на волнах своей порочной фантазии, не щадя свою плоть и не видя границ дозволенного. Его руки двигались интуитивно, искали верный ритм, находили нужные точки, и тело его извивалось от сладких пыток. Лоб и кожа покрылись испариной, волосы взмокли, жаркое дыхание срывалось с истерзанных губ вперемешку со стонами, сердце бешено стучало, отдаваясь быстрой пульсацией в венах на висках.. И когда он уже был на пике блаженства, Теодор вдруг почувствовал на своей шее крепкую хватку. Это было невероятно, немыслимо. Словно кто-то услышал его желание, в котором он сам себе не отдавал отчета. Тео распахнул глаза, но перед глазами его никого не было, только полумрак его пустой комнаты. Он не знал, что это, сознание его отказывалось сопоставить происходящие с тем, как_должно_быть. Необъяснимое нечто вызвало панику, но вместе с тем невозможность сделать вдох и охвативший его ужас добавили ту необходимую мощную порцию адреналина, и граф зажмурился, забившись в оргазме.
Тео резко сделал вдох и сел на кровати, словно только что вынырнул из глубокого озера. Он часто дышал, глядя по сторонам - его комната не изменилась, если не считать рассвет за окнами. Все было сном? Приснится же такое. Он расслабленно упал на смятую простынь и хрипло застонал, нахмурив брови - тело помнило удары кнута и снова каждое движение причиняло боль. Надо будет вновь обратиться за помощью к Марселю.
Позже он разглядывал себя в зеркало и не мог ответить себе на вопрос - откуда синяки на шее? Но и этот вопрос он вскоре позабыл, потому что у него были дела по-важнее. Сегодня отец устраивает бал-маскарад в честь его дня рождения. Не потому что хочет сделать приятное сыну, а потому что так принято. На приеме Теодор должен познакомиться с важными политическими фигурами и некоторыми кандидатками на роль его будущей супруги. Какая глупость, подумал про себя молодой граф, у него не может быть жены. Он же ее убьет! С женщинами Теодор обращался не менее грубо, чем с мужчинами, если они оказывались его жертвами. Кстати, о жертвах. Сегодня тот, за кем он следил почти месяц, тоже придет на бал и они наконец-то встретятся лицом к лицу. Это была единственная причина, по которой Теодор все же решил остаться.
К вечеру отец уже полностью пришел в себя после случившегося. Теперь семейство де Моро надело свои маски и играло роль добропорядочной любящей семьи. Гости прибыли почти все, большую часть из них Теодор не знал, другую часть - не мог узнать из-за масок, скрывающих их лица. Сам он был одет в синий парадный мундир французской армии, грудь его пересекала наискосок праздничная лента, погоны и ордена конечно же не заслужены, а только украшения, белые брюки, заправленные в высокие сапоги, белые перчатки и сабля. Волосы графа на этот раз были спрятаны под треуголкой, а верхнюю часть лица скрывала белая маска. У Теодора была прямая осанка, атлетичная фигура, тонкая талия, стройные ноги, и все это подчеркивала военная униформа, которая ему конечно же очень шла, так что дамы в этот вечер сверкали для него улыбками, как брильянты. Но Тео стоял в сторонке возле одной из колонн и ни с кем не спешил танцевать. Он кого-то высматривал в толпе, но объект его наблюдений опаздывал.
Флоренцо Конти
Ещё секунда и на утро в постели нашли бы труп. Флоренцо убрал руку ровно в тот момент, когда под ресницами мальчика заметил судорожный туман, клубами застилающий рассудок. Ещё не сейчас. Ещё не время. Удовольствие можно было растянуть даже не недели - на года! И это согревало пустую душу. Уходя, вампир улыбался, а на следующий день услышал о маскараде в доме де Моро. Что же, может ему и показалось, но Энцо увидел в этом приглашение и не смог отказать.
Времени для приготовления было крайне немного и приходилось буквально на ходу импровизировать. В итоге в дом старого герцога богато украшенный экипаж привез молодого человека, облаченного во все черное. Лицо скрывала кожаная полумаска, позволяющая скрыть личность, но оставить за собой право разговаривать и есть. Чумной доктор, один из излюбленных итальянцами костюмов. Флоренцо отпустил экипаж и не спеша поднялся по ступеням в дом. Он впервые мог не таясь наблюдать за домом и его обитателями, и не боятся быть раскрытым. Гостей было более чем достаточно чтобы среди них могло затеряться сразу несколько вампиров, но сородичей мужчина не чуял. Неплохо, значит не придется вести никому не интересные великосветские беседы о том, что уже давно стало прахом.
Теодора Флоренцо вычислил быстро. Принюхался. Но , само собой, не подал даже вида. Прошел среди гостей по залу, здороваясь со всеми так, словно они и правда были знакомы давным давно. Люди ведутся на подобное обращение. Им кажется, что посторонний и чужой человек просто не может говорить с ними так же, как дядюшка Людвиг, брат свата по матери. Легкое настроение витало в зале и это было странно. Ещё недавно дом был наполнен яростью и болью, а уже сегодня праздник затмевает грязь. Ложь! Везде ложь и обман! Энцо перехватил бокал и в очередной раз отвесив комплимент какой-то дамочке, отошел к колонне. Отсюда можно было наблюдать за всеми. За теми, кто только входил и за теми, кто уже был в зале. Вампир не мог видеть только дальний выход, но надеялся, что мальчика пока побудет здесь.
Теодор де Моро
Он пришел. Его долгожданная жертва. Мужчина средних лет, чью тяжелую поступь Теодор ощущал кожей. Юноша даже не взглянул на него, когда он проходил мимо, и только бросил ему во след внимательный взгляд. Барон де Пуатье выглядел, как все прочие нарядные гости, но на лице его была маска смерти. Символично! От его присутствия в зобу перехватывало дыхание, даже руки слегка подрагивали. Он здесь.. Теперь нужно было как-то к нему подобраться. Граф оторвался от ставшей уже почти родной колонны и тенью двинулся по залу, изящно огибая попадающиеся ему на пути танцующие пары. Всем его вниманием завладел барон и теперь он следил за ним из под маски, как хищник следит за своей добычей.
Герцог де Моро вдруг похлопал в ладоши и привлек к себе всеобщее внимание. О, только не сейчас! Теодор ощерился, но выбора у него не было, отец уже указал жестом на виновника торжества и все взгляды толпы приковались к нему. Пришлось улыбаться, кланяться, благодарить, отвечая на льстивые улыбки. "Мой дорогой сын, мое сокровище, достойнейший юноша!" Что-то в груди сжалось и Тео приложил к ней руку, глядя на отца. Он склонил голову в поклоне, улыбаясь самой фальшивой из всех его улыбок.
- Благодарю Вас, отец, за такую щедрую похвалу.
Теодор принял его поцелуй в лоб и гости затихли на миг, тронутые такой теплотой. Тео с ухмылкой проводил отца взглядом и приготовился, что сейчас на него обрушится всеобщие любовь, внимание и общение. А его интересовал сейчас кое-кто другой. Тот, кто прятался за улыбками точно так же, как его отец. Да, все вы прячетесь, но рано или поздно настанет день, когда ваши маски будут сорваны с кожей.
Разговаривая с одной мадемуазель, граф не выдержал и, бросив ей "Прошу меня извинить", откланялся. По пути он захватил с собой мадам Анжель, игнорируя ее вопросы. Женщина, видимо, ощущала свою вину за вчерашнее, и без возражений согласилась. Они шагали быстро по коридору, гувернантка, разодетая в шикарное платье, едва поспевала за ним. Юный граф на ходу расстегивал мундир и, заглянув на кухню, приказал поваренку пойти с ними. Теперь уже они втроем пересекали коридоры, следуя знакомыми маршрутами в комнату Теодора.
- Раздевайтесь. Оба!
Минут через пятнадцать мадам Анжель и Теодор вернулись к гостям, вот только настоящая мадам была в своей комнате, а под маской Теодора скрывался поваренок, схожий с ним комплекцией. Кто же был теперь под маской Анжель?
Тео чувствовал себя в женской одежде немного скованно, девичьей груди у него не имелось и поэтому приходилось прикрывать ее веером, а в остальном... Пышное золотое платье, украшенное жемчугом, струилось до самого пола, жесткий корсет стягивал талию, белый высокий парик и золотая маска завершали его маскировку. Единственное, что действительно приносило большие неудобства, это малые туфли. Но это такая мелочь в сравнении с результатом! Теперь на него вообще не обращали внимания, все крутились вокруг его поваренка, а Теодор с улыбкой наблюдал из под веера за своей целью. Оставалось дождаться удобного момента.