Участники: Дамиан ди Скварсиарэ, Амедео Д'Ориа, Пабло Эскабар, Теодор де Моро
Время: 1750 год
Место: Венеция
Предполагаемый сюжет: Темная ночь, дом в портовой зоне. Не раз подвозивший святым отцам из Рима особенные вещицы Амедео встречается с тем, кто должен забрать у него посылку и заплатить основную сумму. Отдал, взял, пересчитал, ушел - что может быть проще? Пожалуй только то, что на встречу идет Дамиан и молодому вампиру до зеленой луны в небесах нужен кто-то подобный ему для решения маленькой кровавой проблеммы...
Ни первый, ни второй понятия не имеют - какие планы на их встречу будут у третьей активной стороны.
Дамиан ди Скварсиарэ
На встречу - одну из бесчисленных в списке "Что полагается сделать тебе в Венеции" - Дамиан прибыл первым, как и желал. Заранее выбранный дом обычно так и использовался - ничем особенным не выделяющийся из своих однотипных товарищей, кроме того что находился в самом конце безкомпромиссно унылой улочки. Сюда даже стража редко заглядывала - с местных обитателей решительно нечего было взять, даже взятками. Это был прямо скажем, совершенно непопулярный квартал для проживания. Так что двухэтажный (на самом деле - одно, просто предыдущий хозяин смастерил деревянную надстройку на крыше) дом смиренно себе ветшал, знаменуя неумолимость времени...
Ну и заодно порой предоставлял свою крышу для таких вот тайных встреч.
Войдя в комнату, освещенную лишь лунным светом в данный момент, Дамиан с отвращеним скривился. Вот почему нельзя было встретиться в какой-нибудь таверне? В приличном театре? Хоть где-нибудь, где будет чистый пол и тощая крыса не драпанет через половину комнаты при его появлении? Что у людей за тяга к подобным маленьким, грязным, полным раздражающей чуткое обоняние пыли местам? Словно в них действительно сложнее кого-то найти. Да с такой-то тенденцией - странно, что кто-то вообще знает слово "гигиена"!
...мерзостность настроения и стабильность брюзжания происходили как от непривычного обилия дел (о где ты, свет бессмертных очей его, благостная тишь библиотеки?) так и от повисшей в воздухе ситуации с сбежавшим человеком. О, Дамиан конечно же не сидел сложив руки, и кое-что уже успел узнать о нем... Но так и не мог решиться на то, какой путь избрать. Казалось бы, такая логичная развязка - всего лишь очередная людская кончина. Но хотелось одновременно мести, безопасности, красоты, интриги, и чтоб в конце этот гад понял, кого посмел оскорбить!.. В общем, Дамиану поразительно много чего хотелось, а время тем не менее - радостно утекало сквозь пальцы ночь за ночью.
Задумавшийся молодой вампир стоял у стены в темной комнате, опершись на вычурную тросточку и глядя в полуприкрытое шторой окно. По обычаю Венеции - общие очертания его скрывал простой черный плащ, а верхнюю половину лица - полумаска с серебрянным узором. Жаль волос под капюшоном не видать - в доме, у зеркала, Дамиану показалось что он похож на призрака в ней...
Амедео Д'Ориа
Печальная причина прибытия молодого флорентийского торговца в город Святого Марка была отнюдь не первостепенной. Деда своего Амедео любил, разумеется, но понимал, что скорбью, стенаниями и молитвами старика делла Кроче из могилы не поднимешь. Посему отправился возносить молитвы в церковь святой Ефимии, что находится на южном берегу канала Джудекка. Во всяком случае лакеям своим он именно так и сказал. А когда нанятый лодочник, - один из тех, кто перехватывает зaрaботок у достойных гондольеров, отплыл от берега, негоциант переменил желание и велел держаться северного берега канала. Фра Доменико хранил молчание, имея вид суровый и мрачный. С таким лицом впору инквизиторские допросы вести, а не за золотом для ордена плыть.
Когда пара путешественников сошла на берег, лодочник, получивший и оплату за перевозку и задаток за возвращение, остался ждать. Пройдя по фондаменте с полсотни метров, мужчины нырнули в сумрак арочного свода над входом в искомый дом. В нос Амедео пахнуло, плесенью и древесной гнилью – запахами венецианской бедности и заброшенности.
Монах шагнул вперед, и открыл дверь в комнату каковая обычно являлась прихожей для домов на набережной. В голубом потоке лунного света, проникавшего через узкое, длинное окно, виден был чёрный силуэт.
Амедео прислушался, гадая, нет ли у пришедшего сподручных или затаившихся охранников, но в мелодии ночи, среди шорохов, плеска воды, звука дыхания, сонного попискивания какой-то птички под крышей этого ветхого жилища, не слышалось ничего подозрительного.
- Ты здесь уже, сын мой, - проговорил фра Доменико, протягивая руку, ожидавшему их человеку. Пальцы иезуита были сложены особым образом, и он ожидал верного, совершенно определенного прикосновения, произнося тем временем самые обычные слова…
- … это правильно и хорошо, я готов выслушать тебя, хочешь ли ты облегчить душу или просто поведать мне о последних событиях в этом городе.
Сверток, предназначенный епископскому посланцу, надежно был спрятан на груди негоцианта, под плотным сукном дорожного сюртука, а рука Амедео лежала на рукояти шпаги.
- Доброго вечера, синьор, - обронил он, пытаясь рассмотреть лицо незнакомца, - надеюсь, никто из нас не напрасно тратил время, добираясь сюда в такой час…
Дамиан ди Скварсиарэ
- Мое почтение, святой отец. Позвольте мне выразить свою благодарность тем, что вы уделили время для этой встречи. - Прозвучало в ответ без лишних промедлений. Голос был молодой и не лишенный определенной певучести произношения, которая достигается или же хорошей кровью, или же долгими тренировками где-нибудь поближе к церковным хоралам. Правда, с возрастом это обычно пропадает - но бывают же исключения из правил.
Важнее всего было то, что протянутая в ответ узкая ладонь в светло-серой ткани перчатки, не замедлила успокоить бдительные взгляды вошедших, подарив ощущение необходимого прикосновения и оговоренного знака. Пароль - отзыв, тысячи лет под эгидой тайных знаков подарили тем, кто подымался по ступенькам власти в Матери Разумов такую систему общения, что наверное можно было бы обходиться и вовсе без слов. Однако - зачем бы лишние сложности?
Ожидавший их был невысок, ниже Амедео, и сложен скорее изящно, чем монументально. Но девушкой едва ли был - разве что ну очень уж исключительно обиженной Господом на приятные взгляду формы. Профессиональный взгляд синьора с немалым опытом тайных операций мог тут же заметить, что в трости скорее всего скрывается лезвие, одежда под плащом из дорогой ткани, а шаг у их собеседника на редкость мягкий, словно у кошки.
Маска открывала ровную светлую кожу нижней части лица, сразу выдающую благородного и бледно-розовые, довольно красивых очертаний губы. Приятная улыбка - если под маской нет какого-то серьезного внешнего изьяна, этот парень наверняка очень располагающе выглядит без маскарада.
- Город в последнее время несколько напряжен - под буйством маскарада произошла пара неприятных убийств. Возможны перемены в административной части городского совета, что относится к внешней торговле. В данный момент стоимость высоких мест стремительно растет... Возможно, вам будет полезна эта скромная информация. - Мягко проговорил юноша, отвечая на вопрос фра Доменико.
Движение ресниц под маской вниз, их же взмах вверх - взгляд плавно перешел на Амедео и остался лишь на нем. Взгляд внимательный, изучающий.
- Уповаю, что каждый из нас получит от этой ночи именно то, что желает, синьор. - Прозвучало в ответ мужчине, и узкая ладонь неспешно скрылась под плащом - чтобы проявиться на свет уже с совсем небольшим мешочком из бархата. Он выглядел бы истинно скромно, если бы после того как гибкие пальцы не ослабили завязки - и на подставленную ладонь не упало несколько драгоценных камней прелестной огранки. - Прошу вас.
Амедео Д'Ориа
Приятные слуху обертоны в голосе незнакомца в плаще не укрылись от путников. Но каждый подумал о своём. Амедео, не слишком искушенный в искусстве угадывания личного прошлого по тому, что проявлено человеком в настоящем, решил, что юноша немало часов провел, распевая псалмы и вытягивая сладостным голосом тягуче-нежное «hallelujah», а духовник его, человек с цепким умом и завидной памятью, уловил и округлую протяжность гласных звуков в речи незнакомца, характерную для уроженцев la città eterna* и несколько надменную манеру перекидывать ударения на архаичный манер, каковая приобретается лишь в кругах замшелых корифеев говорящих на академической латыни и посему привносящих в любой из языков современного Апеннинского полуострова ноту древности, напоминание о родившей их бессмертной матери**.
- Воды каналов каждую ночь смыкаются с тихим плеском над тем, что люди отдают лагуне на вечное хранение, - проворковал монах в ответ юноше, - и ничего не меняется. Полагаю дело не в том, сколько несчастных покинуло этот мир прежде истечения положенного срока, а в том, кто они.
Как только в мистическом сиянии ночного светила показался мешочек, о содержимом которого фра Доменико имел весьма точное представление, иезуит взглядом и движением головы дал своему спутнику понять, что пришло время предъявить то, что доселе таилось над сердцем.
- Надеюсь, ваш патрон сумеет достойно распорядиться силой и славой частицы известного всем уроженца Ассизи*** - подавая сверток юноше, Амедео протянул вторую руку жестом человека, уверенного, что вскоре ладонь его ощутит приятный вес платы, пусть и не почувствует через перчатку бархатистость ткани мешочка с самоцветами.
- Его преосвященство позаботился о том, чтобы приложить необходимые бумаги, - добавил фра Доменико с таким неподдельным сарказмом в голосе, каковой совершенно точно не мог быть следствием эмоциональной несдержанности.
Ожидая платы, Амедео поймал себя на мысли, что уже наутро из дома делла Кроче он скользнет в гондолу в таком же облачении истинного венецианца, каковое обезличивало здесь, в этом дивном городе и порок, и добродетель, равняло бедность, не желавшую показывать свою драную шкуру, и богатство, не стремящееся предстать перед нескромными взглядами.
А вот взгляд мальчишки (голос и рост их тайного визави, вызвали у негоцианта впечатление, что тому едва ли минуло семнадцать лет) был нескромен. Флорентиец вопросительно поднял бровь, выдерживая это пристальное внимание, и осведомился:
- Милый мой ragazzino****, можете счесть меня дерзким, но я позволю себе спросить, есть ли при вас люди, чья шпага или пистолет смогут обеспечить доставку этой вещи вашему патрону? Я не заметил поблизости ни гондолы, ни силуэтов брави.
Дамиан ди Скварсиарэ
- Ваш опыт видит суть событий сразу, святой отец. - Почтительно склонил на миг голову юноша, отвечая монаху. Качнулась в лунном свете маска, отразив причудливую вязь тонкого узора и на несколько мгновений преломляя свет на мягкое серебристое марево - о Венеция и ее маленькие хитрости, извечное желание прятать одно под другим до поры! Протянутая ладонь приняла посылку, покуда Дамиан легко продолжил. - Есть вероятность, что список запрещенных к ввозу товаров вскоре будет дополнен...
Такая право мелочь - точное знание того, на чем можно делать контрабанду, а на чем нельзя. Впрочем, за право вносить или не вносить в список определенную группу товаров бои обычно шли нешуточные, как и за всем, что впоследствии приносило прибыль и немалую. И знание о том, что в кресле принимающего решения ныне восседает новая, более тощая и жадная до взяток задница потенциально вело к занятному увеличению процента прихода в будущем. О, конечно в речи не было и намека на контрабанду - в конце-концов, здесь собрались два приличных синьора и духовное лицо! Так, поверхностный и ни к чему не обязывающий обмен последними слухами. Были бы в границах Туманного Альбиона - беседовали бы о погоде и здоровьи королевской семьи.
Приняв драгоценную ношу, Дамиан не замедлил озаботиться и тем, чтобы плата перекочевала на ладонь Амедео. Фразы обоих мужчин о разумном использовании и высокой чистоте бюрократических помыслов его преосвященства он воспринял как риторические, посему ответом на них была лишь ставшая чуть более яркой улыбка, показывая что он понял и прочувствовал вложенный в эти слова смысл.
- Я уверен, что мой патрон в должной мере оценит те возможности, которые дарует наше надежное сотрудничество. - Посылка с реликвией промелькнула в воздухе и спряталась под сенью плаща, словно ее и не было.
Тонкий момент. Нельзя просто зарыться в посылку, проверяя ее прямо здесь и сейчас, потому что это будет истолковано, как недоверие. Иезуиты всегда щепетильно относились к взятым на себя обязательствам и предположение, что услуга, предоставленная ими, некачественна или фальшива, имеет шансы стать оскорбительным. Просто без комментариев сунуть под плащ полученное тоже не лучшая идея - отсутствие внимания будет означать незначительность события в глазах клиента и тут в действие вступает универсальный императив "ты меня уважаешь?". А так стрелки на вышестоящего переведены, status quo* соблюден.
Последняя фраза произнесенная Амедео позволила ему обрести вновь все внимание юноши. Мгновенно подавив вспыхнувшую внутри досаду - проклятье, ну вот очередной урок того, что могут видеть чрезмерно внимательные люди! Не убеждать же его, что едва ли кто-то вообще мог нанести ему вред? - Дамиан вдруг вновь очертил взглядом фигуру мужчины, словно в первый раз увидел всерьез - несомненного опытного фехтовальщика и очень умелую личность, если оная пользовалась доверием иезуитов.
Тонкий смысл прозвучавшего "ragazzino" белокурый вампир скушал, не поперхнувшись - даже напротив, весьма приемлемо пошло! Он слегка развел руками, словно каясь и подтвердил смиренно:
- Ввиду некоторых обстоятельств предшествующих нашей встрече, мне пришлось до времени расстаться с своим спутником. - Дамиан даже прозвучал слегка огорченно, хоть мысленно и веселился немало, припомнив, как именно произошло это печальное расставание. Отчего хоть тон был и огорченным, но без труда ощущалось, что эмоции эти поверхностны. - Однако ваша наблюдательность ведет к истине - в данный момент моя защита несколько...ограничена. Такое неудобное стечение обстоятельств!..
Вздох, взгляд, поворот головы... Славься в веках, язык тела и эмоций - безусловно негоже было бы напрямик предлагать паре распасться, однако в том, что подобное предложение поступило не могло быть сомнений. Причем обоим мужчинам - ab ovo** Дамиан полагал, что основное решение будет принимать иезуит.
*текущее или существующее положение дел
**изначально
Амедео Д'Ориа
По прошествии почти трёх лет знакомства иезуит и торговец в определённых ситуациях понимали друг друга без слов. Во и сейчас, едва прозвучало признание юноши, что он намерен в одиночку добираться через город, чьи жители по праву носят титул самых лукавых в мире людей, пряча под плащом сокровище, стоимость которого равна была годовому доходу благополучно существующего герцогства небольших размеров, спутники лишь обменялись короткими взглядами.
- Падре, - сдержанно выдохнул Амедео, монаху мешочек с каменьями, - Вы ведь озаботились перед спуском на берег, чтобы при Вас были не только розарий и и Библия?
Иезуит молча кивнул. В складках его рясы прятались и кинжал и чудесная шелковая удавка, коими служитель Господа умел пользоваться с внушавшей уважение уверенностью.
- Лодочник ждёт… Делла Кроче?
Не было и нужды полностью формулировать вопросы, чтобы удостовериться, что монах намерен отправиться в дом покойного негоцианта и хватило короткого кивка, чтобы понять, что именно так и намерен поступить добрый брат иезуитского ордена.
- Прошу прощения за настойчивость, синьор, - слова, обращенные уже к невысокому и тонкокостному юноше, звучали с безапелляционной решимостью, - но мы заинтересованы, чтобы предмет сей непременно был доставлен известному Вам лицу. Ни в коей мере не хочу оскорбить Вас сомнениями в том, что Вы в состоянии защитить и собственную жизнь и вверенную Вам вещь, но мне было бы спокойней знать, что Вы благополучно покинули Джудекку и добрались до гостиницы или дома своих покровителей в этом городе.
Фондамента Джудекки была местом сомнительным. Здесь можно было нанять молчаливых головорезов, скрыться на неопределенное время, сняв недорого каморку под крышей и переменив имя, но и лишиться кошелька в одном из узких переулков, ведущих к фондаменте было проще простого.
- Посему предлагаю Вам располагать мной и моей шпагой и предупреждаю, что не приму отказа.
Дамиан ди Скварсиарэ
Фортуна определенно была намерена подарить Дамиану свою благосклонность этой ночью! Не то, чтобы молодой вампир сомневался в том, что он этого достоин (заниженной самооценкой он совершенно не страдал!), но как-то давно этого уже не случалось - так что мгновенное воплощение в реальность его желания было сродни меду и елею, пролившимся на саднящие до сих пор раны гордости.
- Отдавая должное вашему опыту, с благодарностью принимаю это щедрое предложение. Ваше великодушие очень выручит меня в эту ночь, синьор... - Жестом, сочетающим в себе одновременно красоту и искренность, Дамиан приложил свободную ладонь к груди в ответ на решительные слова Амедео. О, он умел и любил играть с полутонами эмоций в голосе - и мягкость, покорность прозвучавшей благодарности была сродни прокатившейся по телу волны тепла. Пусть завуалированное в высокий слог, тень подчинения внезапно поддразнила Дамиана вспоминаниями о былом, и тем в немалой мере подняла настроение.
- Раз так, позвольте еще раз поблагодарить вас за встречу, святой отец - для меня было истинным удовольствием увидеть вас, и смею уповать на то, что в дальнейшем наши пути будут пересекаться к неменьшему удовлетворению обоих сторон. Легкой вам дороги, святой отец. - Почтительный, но не подобострастный поклон достался иезуиту, причем белокурый вампир ничуть не покривил душой - воспитанный в специфических догматах, он безусловно выделял духовных лиц которых стоило запомнить в отдельную категорию. Фра Доменико в оную был переставлен почти мгновенно - чуть ли не с первых услышанных слов. Как много нам может сказать манера речи человека!...
Однако ныне он более ничем не мог быть полезен птенцу кардинала - и следующие слова были обращены к Амедео.
- Мой путь отсюда будет неблизок - быть может, вас не затруднит сперва выслушать мои планы, а после внести в них необходимые коррективы в соответствии с вашим видением безопасности и удобства? Уверен, что у нас не займет это много времени...
Амедео Д'Ориа
К облегчению торговца, юноша не стал заявлять, что является первым фехтовальщиком Венеции и лучшим стрелком среди всех жителей её сестиер, а с изящной готовностью принял предложенную помощь. Слова его, прозвучавшие легко и без натуги выдали прекрасное воспитание, каковое могло сделать честь любому италийскому нобилю, и даже более того, французскому дворянину. Уж не воспитывался ли мальчишка при одном из монастырей последователей Лойолы? А может даже готовился к пострижению. Но как бы то ни было, задачей Д’Ория было лишь доставить его живым и невредимым до ворот нужного дома.
Монах произнес короткое благословение молодым людям и покинул дом.
Амедео проводил его взглядом и обернулся к юноше.
- Разумеется, друг мой, - он не спешил спрашивать имени и называть своё, - в каком сестиере* находится ваш дом?
Вскоре плеск вёсел сообщил Амедео и его подопечному, что лодка отошла от берега.
- Джудекка, остров где мы сейчас, славное местечко для тех, кто знает местный народ, сюда не любят соваться ни шпионы инквизиции, ни даже соглядатаи Совета, но если мы не найдем лодку, то придётся искать ночлег. Хотя я помню несколько имён и если их обладателей еще не вздернули, то мы через час окажемся в любой точке города.
Голос негоцианта звучал мягко и уверенно. С каждой минутой, проведенной в этом городе, с каждым глотком здешнего воздуха, напоенного ароматом моря, он всё больше и больше проникался чувством родства с этой прекрасной сиреной, пойманной много веков назад рыбаками лагуны Венето и пригвожденной их детьми и внуками к илистому дну бесчисленным множеством свай… На этих сваях и стоят дома потомков этих самых рыбаков. На этих сваях и выросла неповторимая в своём, пусть и несколько поблекшем могуществе, Венеция.
* квартал
Дамиан ди Скварсиарэ
Дамиан проводил взглядом святого отца и сделав пару шагов, подошел поближе к собеседнику - благо, они ныне были здесь одни, следовательно и беседа могла идти на более привольном уровне. Даже относительно личного пространства. М-м-м, слушать речь человека было определенно все приятнее и приятнее - словно из крепко запертой до поры недружественного вида шкатулки постепенно просачивались дразнящие властные оттенки и ароматы. И можно было только угадывать - какие вложенные в столь крепкую оболочку черты характера их вызывают...
Пожалуй, Дамиан все больше убеждался в том, что решение его несомненно правильно - этот воин подойдет.
- Сейчас я пользуюсь гостеприимством знакомого в пределах Дорсодуро, почтенный. Как обычно, в отсутствии наплыва студиозов, кварталы науки ночью тише иных... - Легко ответил вампир, поправляя капюшон небрежным движением руки. И, словно с сожалением, признал. - Однако вынужден сознаться, что на пути нашем возможны непредвиденные обстоятельства и помимо тех, кто пожелает узнать сколько монет скрывается под нашими одеждами. Если за вашей надежной спиной ныне скрываться мне от опасностей ночи, то я не желаю скрывать ничего потенциально необходимого вам, синьор...
Дамиан коснулся предплечья негоцианта кончиками пальцев, и позволил себе заглянуть в глаза мужчины - вольность и неоднозначность движения, словно ответом на недавно прозвучавшее обращение. Это можно было трактовать тысячью разных исходов, но они же, в конце-концов, были в Венеции!
- Мое имя Дамиан. - Почти с нежностью представился молодой вампир.
Амедео Д'Ориа
В Венеции в любой день года любое слово, произнесенное любым человеком могло быть истолковано самым непредсказуемым образом. Что уж говорить о времени Карнавала? В толпе веселящихся людей, в гомоне, перекрываемом звуками труб, звоном тарелок или барабанным ритмом, порой достаточно было блеска глаз за прорезями маски, взгляда, взмаха ресниц, движения век, чтобы, словно по волшебству, началась новая история...
Даже здесь, в сумраке пустующего дома, где только лунный свет был подспорьем глазам, а воображение угадывало то, что взор не мог разобрать в игре теней, действовали правила этой старой, как полузабытая колыбельная, игры.
Любитель загадок мог бы прочесть во взгляде юноши многое, а если не угадать, так придумать. Но слова Дамиана ясно давали понять, что этим забавам сейчас совсем не время. "И куда успел вляпаться этот мальчишка?" - вслух озвучивать этот вопрос негоциант не спешил. За "непредвиденными обстоятельствами" могло оказаться что угодно. От парочки назойливых шлюх, смутивших юношу и обещавших дождаться в проулке, обойти который не представлялось возможным до увязавшегося за ним соглядатая, поджидавшего снаружи.
Негоциант насторожился, и вместо кружевных любезностей произнес коротко:
- Амедео Д'Ориа.
Накрыл своей ладонью хрупкие пальцы Дамиана, задержавшиеся на его предплечье и добавил спокойно:
- Излагайте, синьор.
Дамиан ди Скварсиарэ
Ладонь так и осталась покоиться на руке Амедео, словно тяжесть чужой, но не враждебной руки поверх была вполне приемлема для юноши, успокаивала. А быть может, прохлада ночи тоже играла свою роль - под тонким шелком пальцы были прохладны, особенно в контрасте с теплотой руки негоцианта.
- Я уповаю на ваше понимание, Амедео, если мой рассказ будет иметь некоторые пробелы - видит небо это лишь ввиду того, что я вынужден буду касаться информации, которая должна оставаться тайной, и хоть отдаю себе отчет в возможном неудобстве из-за полноты картины, но не все имею право озвучить вам ныне. Посему постараюсь избежать значительных пробелов, однако же и вы если вдруг ощутите что некая часть может оказаться критически важной для вашего понимания, прошу вас, скажите об этом, и я постараюсь дать вам столько деталей, сколько мне позволено. - Негромко проговорил Дамиан, все так же глядя на мужчину. О истина, ты критерий всему - на что ему право, подозрительный и ломающий разум над неизбежными недомолвками спутник? Тому разуму, что угадывал молодой вампир в устремленных на него темных глазах, и без того будет чем заняться важным.
- Так вышло, что наша встреча сегодня - не единственное, что привело меня в Венецию. И довольно многое из этого следует держать под покровом тайны. Порой - гробовой... Однако несколько дней назад произошла крайне неприятная случайность и один человек увидел нечто, что не следует знать никому, увидел и сумел вовремя сбежать с этим знанием. Инструкции, полученные мною на данный случай, не имеют иных вариантов действий - он должен умереть. Ситуация осложняется тем, что скорее всего он про этот потенциальный исход уже знает... - Ресницы в прорезях маски опустились, взгляд ушел чуть в сторону и собеседник Амедео чуть закусил губу, выдавая свои волнение и досаду. - Это безусловно моя вина - о, сколько я раз уже думал про то, как можно было бы избежать этой ситуации вовсе! Пойти иным путем, быть осторожнее, быть более решительному, когда я увидел, что не один!.. Но it is no use crying over spilt milk* - один из нас должен быть мертв как можно быстрее, и я могу лишь стараться, чтобы это не стало моей судьбой.
Вспышка эмоций миновала, или, что вероятнее - белокурый юноша сумел взять себя под контроль, хоть для этого и пришлось сделать глубокий вздох. Чуть крепче сжались на предпречье Амедео его пальцы, и отражение луны снова заплясало в вскинутых на него глазах.
- Но в Венеции я совсем один, лишь недавно приехал... Вы ведь уже поняли, что я прошу больше, чем вашу шпагу на одну ночь - прошу вас, Амедео, помогите мне. - Юноша явно приложил усилие, чтобы последние фразы прозвучали серьезно и твердо, а не жалобной мольбой, однако напряженная линия губ предательски выдавала его волнение.
*нет смысла плакать над пролитым молоком
Амедео Д'Ориа
Слушая Дамиана с предельным вниманием, негоциант сортировал слова юноши, словно монеты по номиналу. Золото сути – отдельно, медный звон изящных речевых оборотов – в сторону, но не забывая при этом учитывать, подсчитывать и считывать новые подтверждения уже сложившимся предположениям о нраве и воспитании нового знакомца.
Не перебил ни разу. Лишь плавными кивками головы во время пауз в речи Дамиана, показывал ему, что следит за нитью изливаемых признаний. А когда, наконец, пауза оказалась достаточно долгой, чтобы счесть, что юноша завершил, торговец мягко, покровительственно сжал его руку, прежде чем вернуть ей свободу. Затем лишь, чтобы коснуться пальцами краешка светлой маски с явным намерением поднять её, однако без драматического пафоса резких движений.
- Вы, верно, сочли меня брави, сопровождающим святого отца, - проговорил он с легким вздохом, - и, хотя шпага и пистолеты спасали пару раз мою шкуру и не раз – мои деньги, я негоциант, а не солдат. Если, Вам случилось перебежать дорогу людям, чьи имена и положение стоят в этом городе многого, я готов платить за Вашу жизнь, но не свинцом и сталью…
Губы молодого купца сложились в несколько ассиметричную улыбку, глаза блеснули смешливо и лукаво, но он не спешил делиться первыми пришедшими на ум мыслями о том, как надежней можно было бы обеспечить юноше защиту.
- Вы позволите? – Амедео перевел взгляд на свою руку, пальцы которой готовы были сжать край маски, с тем чтобы снять её с лица Дамиана.
Дамиан ди Скварсиарэ
Удивление и даже легкая дымка досадливости, промелькнувшая в глазах юноши, без слов подтвердили предположение негоцианта о том, что Дамиан счел его мастером лезвий подле духовного лица. Впрочем, досада эта была больше внутренней, сродни недовольству собственной поспешностью суждений и их, как выяснилось, ошибочностью. Белокурый юноша явно не слишком-то любил быть не правым, хоть и не звенел оскорбленной гордостью, когда следовало признать это.
- Прошу вас. - Согласно опущенные ресницы, и если маска убрана - то взгляду Амедео предстанет лицо юноши лет семнадцати. Но что это было за лицо! Венецианская луна в своем коварстве правила бал, преломляла и смешивала градиенты белого, серого, серебрянного, и под этими полутонами мягкие, словно светящиеся светлые волосы оттеняли бледное лицо ангельских очертаний. Особенно удивлял разрез ныне полуприкрытых глаз - длинный, изогнутый у висков, усугубленный тёмными ресницами. Бледно-розовый рот с чуть приоткрытыми губами завораживал классической строгостью, а на нежных щеках тон фарфоровой белизны переходил в голубоватый оттенок лиц мадонн Карло Дольчи, то ли неземной, то ли потусторонний.
Есть красота ночного неба и дневных, пронизанных солнцем облаков - это вечная красота. Есть красота горных озёр и деревьев в инее, застывшая и отлитая в монолите времени. А есть вот такая, которую сейчас видел в мгновение полностью вынырнувшей из-за облаков колдовской луны Амедео - мимолетная, утекающая; краса опадающих листьев и распускающихся цветов, красота весенней капели, свечного пламени в шандале, выхватывающего из темноты и холода лица и образы, чтобы тут же оставить их окоченеть и погрязнуть во мраке.
Это лицо тоже казалось светом, обречённым исчезнуть, прекрасным именно своей быстротечной, ускользающей и летучей красотой, и могло бы свести с ума какого-нибудь впечатлительного художника, в попытках тщетно осуществить одно из заветных мечтаний искусства - остановить время, замедлить распад, задержать смерть, противостоять тлену.