Когда Олафу пришлось заменить лидера операции, которая так долго готовилась и для которой был подобран специальный человек он не находил себе места. Да, все люди умирают, но эта девочка, после всего, через что она прошла и кем стала для него, для всех братьев.
- Она справится, успокойся, - тихий спокойный голос, вкрадчивый и дающий возможность спокойно думать, - и справится лучше чем кто-либо другой, уверяю тебя. Ты же сам ее готовил, а потом нельзя упустить такой шанс. Мы итак потратили очень много сил на поиски одного вампира.

- Да, ты прав, - согласился Олаф.

Возможно, в этих словах и было внушение, однако оно помогло собраться и заняться насущными делами. И все же, после получения письма с коротким отчетом из Франции Олаф был в бешенстве, а прибытие участников привело к строгому отчету, суровому выговору и серьезному разговору со всеми братьями, находящимися в братстве, кажется, слишком сильно погрузившимися в уныние от своих потерь и ослепленные местью, за которой не видели ничего кроме крови вампиров.

По этому, когда настоятелю монастыря сообщили, что Оливия вернулась он оставил незаконченные дела и чуть ли не бегом спустился в низ, сдержав шаг только во внутреннем дворе и ожидая, когда она наконец войдет в уже открывающиеся ворота.

Оливия устала, это было заметно невооруженным глазом, но держалась все так же гордо, как и всегда. Как же она изменилась за это время.
Олаф улыбнулся, видя ее живой и здоровой. В душе он был искренне рад ее возвращению живой и здоровой. По крайней мере на первый взгляд. По этому то, с чего Оливия начала свой разговор несколько встревожило, возвращая в будничную тяжелую реальность, которая требовала от Мартинеса всех душевных и физических сил. Ведь в задачу руководителя требовалось не только планировать операции и радоваться возвращению живых охотников, но и принимать отчеты, так как это требовалось. Наказывать и выгонять тех, кто этого заслуживал, как бы больно от этого не было.

- Я рад, что ты вернулась, Оливия, - Олаф не улыбался, но в уголках глаз все же появились морщинки, показывающие радость настоятеля тем, кто знал его достаточно хорошо, - идем.

Взяв Оливию под локоть, Олаф повел ее в основное здание монастыря.
- Думаю, тебе стоит сначала отдохнуть. Я уже вижу по лицу, что отчет будет для тебя тяжелым. Так что, иди отдохни, приведи себя в порядок, а после ужина я жду тебя в своем кабинете, - Мартинес все же не выдержал и улыбнулся, стараясь хоть немного снять напряжение с уставшей наставницы, - вечер самое чудесное время для откровенных разговором.

Еще раз тепло взглянув на Оливию, Олаф отпустил ее руку и пошел прочь. Его шаги отдавались этом в пустых коридорах, а на столе лежала еще масса бумаг, которые следовало разобрать до вечера и это была лишь часть того, что нужно было успеть.

- Добрый вечер, Оливия, - Олаф услышал, как открываются двери, услышал шаги, но все еще не поднимая головы продолжил, - подожди, мне нужно кое-что дописать.

Закончив наконец свои записи Мартинес поднял глаза и перо, которое он все еще держал в руках выпало из разжавшихся пальцев. Так его давно не удивлял. Хорошо, хоть, что челюсть не отвисла, пытаясь произнести все никак не приходящие на ум слова.

- Я надеюсь, тебя больше никто не видел по дороге сюда? - Олаф незаметно усмехнулся, поднимаясь из-за стола, - думаю, это вызвало бы у наших братьев несколько бессонных ночей. Садись.

Мартинес так же как и днем взял женщину за руку и отвел к недавно появившемся в его покоях креслам у камина, заменившем собой два простых стула.

- А теперь садись и я готов тебя выслушать, - лицо Олафа стало серьезным, вовсе не располагающим к шуткам, - я полагаю, что весь этот маскарад есть лишь повод задуматься о том насколько все плохо закончилось для братства. Иначе я не вполне понимаю, зачем ты, Оливия, хочешь вызвать мое недовольство.

Настоятель откинулся на спинку кресла, скрещивая руки в замок и поджав губы устремил свой взгляд в огонь. происходящее ему совсем не нравилось. Это могло значить все что угодно, начиная с того, что Монах сделал из Оливии такого же гуля как он сам, но в отличии от своего друга воспользовался своей властью, диктуя ей свои приказы.
А эти дураки... они просто ушли, оставив ее одну.
Может братство и теряло в поле много бойцов, но это не значило, что их потери никто не замечал. Каждый, кто не возвращался с очередного задания был так или иначе дорог Олафу а некоторые являлись и его учениками.
Не смотря на жесткий устав братства, а может именно из-за него Олаф старался привить своим ученикам понимание того, что отказываясь от своих семей они попадают в другую большую семью, которая требует от них много, но в которой каждый боец ценит другого и прежде чем пожертвовать жизнью брата ради общей цели изыщет все способы, что бы эту самую жизнь спасти. Став настоятелем этого монастыря Мартинес за одно получил и некоторые обязанности священника, к которым вскоре после прибытия был допущен передавшим в распоряжение Серых этот монастырь служителем церкви. По этому душу обитателей были для Настоятеля открыты и к каждой он в той или иной степени привязывался.

Такого ответа настоятель не ожидал.

С одной стороны, ответ был вполне логичен, с другой - шея - далеко не единственное место для укуса. Кому-кому, а уж Оливии стоило бы это знать.

- Конечно, - Олаф повернул голову взглянув на свою собеседницу, - красное платье, что бы вызвать мое спокойствие относительно того, что ты от меня ничего не скрываешь. Только ведь этого недостаточно, ты же помнишь, что вампира могут заинтересовать не только шея плечи и руки. И по этому, что бы полностью развеять мои сомнения ты могла бы вовсе не одеваться.

Мартинес вгляделся в глаза Оливии сейчас отражающие пламя и, казалось, в этом пламени, ранее полностью преданном делу что-то изменилось.
Настоятель понимал, что любой, кого бы он не отправил на это задание вернется несколько измененным, чем бы эта встреча не окончилась. Но Оливия была наставницей.
А что бы сделал ты сам, кем бы вернулся ты после такой встречи?

- То, что ты осталась цела и насколько я понял, почти невредимо меня радует, однако твои слова, - Олаф скривился, почти шестьдесят лет, которые он оставил за плечами, начинали давать о себе знать, почти не отражаясь на внешности, но внутри что-то становилось хрупче и это отчасти было причиной изменения обстановки, - общие и несут в себе примерно столько же, сколько принес бы и твой отчет, написанный на бумаге. А я рассчитывал на беседу.

Внимательный взгляд голубых глаз, который так часто заставлявших нарушивших правила выдохнуть и рассказать все о том, что твориться у них на душе. После чего рукам оставалось исполнить то, что исполнить было необходимо.

- Оливия, давай сегодня забудем, что находимся в нашем штабе, что я жду у тебя отчета за проваленное задание и представим, что я просто твой старый друг, которому можно рассказать все. Я же вижу, что эта "прогулка" далась тебе не легко. И хочу не только получить отчет, но и сохранить тебя, ты нужна мне, нам, всему братству.

Рано было начинать отчитывать. Ведь о том, что произошло он имел очень смутное понятие, а то, что посылать Оливию на оперативное задание было ошибкой он уже понял. Только понимание это пришло слишком поздно.

Настоятель устало провел руками по лицу.

Вот же старый дурак, совсем ты перестал быть человеком, остался от тебя один настоятель Серого братства.

- Прости, Оливия, кажется я совсем засиделся здесь, забыв обо всем, кроме своих обязанностей, - Олаф мягка улыбнулся, - ты удивительно хорошо выглядишь, несмотря на произошедшее.

Мартинес наконец убрал руки от лица, вновь взглянув на наставницу.

- И мне бы хотелось дальше оставаться тебе другом, а не только настоятелем этого монастыря. Я довольно давно знаю тебя и думаю, что сделанное тобой не было сделано назло, а ошибки, - Олаф вздохнул, - ошибки совершают все. Это не делает тебя врагом и уж тем более не меняет моего к тебе отношения.

Старый дурак, - в который раз мелькнуло в голове Настоятеля, - и зачем послал девочу на не подходящее для нее задание? Потому что больше послать было некого? Потому что другие братья просто добавили бы братству опасного врага, когда-то поделившегося своими секретами и возможно, разочарованного своим детищем... А вот сейчас... сейчас ты своими нелепыми упреками загнал Лив в угол. Зачем?

- Давай оставим все протоколы, врачей и прочие дела на завтра. Мы слишком долго не говорили вот так, перед огнем. Слишком много времени посвящали делам, забывая по то, что мы тоже люди.

- Я думаю, что поспешил, решив поймать Монаха сразу, как только удалось его выследить. Возможно, человек, которого мы готовили не один год справился бы лучше, но увы, мы его потеряли. А лучше тебя в это ситуации, думаю, не справился бы никто.

- Надо было, чтобы он меня убил...

Настоятель вновь посмотрел на Оливию.

- А вот это брось. Ты нужна живой и мне и нашему братству. Что же касается чужих слов... ты права, стоит напомнить нашим охотникам, что они не просто банда головорезов, - Олаф вздохнул, - а как ты сама думаешь, прав Монах или нет? Что такого произошло с братством, что он отказался от предложения?

Мартинеса интересовала эта встреча и ему самому очень хотелось бы быть там, слышать, видеть... Но это было невозможно. Когда-то он перестал быть простым охотником. Тогда, когда решил отдать первый приказ людям, которые его послушали. После этого бой открытый сменился боем в тенях, незаметным для всех, но едва ли более простым, чем тот, который велся за стенами. Нужно было вернуть Оливию в строй, привести в порядок и узнать как можно больше, а наставница явно не хотела говорить.

Что такого могло произойти в лесу, что заставляет ее так закрываться в себе? Что наговорил ей этот старый вампир, что так глубоко задел ее душу?

- Думаю, в этом случае, к озвученному тобой списку можно добавить самоуверенность и гордыню, - усмехнулся настоятель, - а к себе ты слишком строго относишься. Наше дело требует очень много от нас. Отказаться от жизни, собственных чувств, которые мешали бы выполнению дела, которому мы отдаем жизни. Неудивительно, что это приводит к черствости. А если вспомнить о том, как сюда попадают большинство братьев и сестер - то можно добавить ту самую озлобленность. Я, пожалуй, один из немногих, кто пришел в братство не мстить за гибель близких мне людей. И, как ты правильно заметила, месть застилает глаза и лишает разум возможности трезво мыслить и адекватно оценивать ситуацию. Жаль, что Монах увидел именно это в людях, которые должны были с ним говорить.

Мартинес поднялся из кресла и подбросил несколько поленьев в камин, на замену предыдущим и вернулся обратно.

- И нет, Оливия, я не считаю тебя чудовищем. И никогда не считал. Твое поведение было весьма понятно, ведь ты была так молода, а обучение у нас, признаюсь, отнюдь не легкое, - Олаф скрестил пальцы, погружаясь в размышления и разглядывая языки пламени, - что до его поведения - я не вижу в нем ничего странного или благородного. Скорее это похоже на холодный и трезвый расчет. Братья передали мне его слова. Он хотел встретиться и говорить с теми, кто руководит братством. Это разумно, а ты была как некоторая гарантия безопасности. Не в его интересах было принести твой трупп на эти переговоры. Кстати, почему слыша все тоже самое ты попыталась его убить?

Настоятель внимательно взглянул на наставницу, ожидая ответа.

Настоятель поджал губы, скрывая их за руками.

Паникующая наставница - это очень неприятно. В большей степени для братства, не для вампира, который ее встретит. Паника... Сколько людей из-за нее гибнет просто так?

- Да, мне приходилось видеть убивающего вампира и не одного. Когда темный порядок находит наш штаб, то стремится его уничтожить. Только для этого мы и учимся владеть собой, что бы не впадать в панику при виде вампиров, которой возможно они и ждут, а действовать холодно, расчетливо, от части компенсируя этим преимущества вампиров перед человеком. А кровь Авеля - это яд, не думаю, что Монах настолько сохранил покровительство Бога, что бы выжить после такого отравления без использования противоядия, которого у братства очень мало.

Ошибкой было торопиться, с каждой минутой Олаф понимал это все сильнее, и идти на поводу у других предводителей, решивших, что готовы и вот куда это привело. Никуда. Но в своих словах Оливия высказала интересную мысль.

- Ты думаешь? - настоятель оторвался от созерцания огня и с интересом посмотрел на женщину, - думаешь Монах настолько плох, что побежит исполнять все, что скажет ему праведница?

Мартинес поднялся и прошклся взад и вперед, подошел к столу.

- Знаешь, хоть задание и провалено, и будет иметь не вполне приятные последствия, хотя я считаю, что вину стоит делить пополам с теми, кто отдал такое распоряжение, в твоих словах есть очень интересная для меня, да и для собрания мысль. Ты уверена в своих выкладках?

К сожалению или к счастью, Олаф не мог полностью забыть о том, кто он есть и внимание выхватывало из чужих слов то, что казалось полезным. Хотя бы для проверки.

- Если да, то нем может и не придется ждать этого прекрасного дня. Можно будет просто подготовить агента, который приведет Монаха на нашу сторону и, возможно, даже склонит к некоторому сотрудничеству, не прямому разумеется, но...

Настоятель остановился и взглянул на Оливию.

- Это могло бы существенно помочь братству.

- Нет, не нужно было. А если говорить о том, что нужно было... боюсь я все еще слишком плохо представляю, что произошло. Ну да хватит об этом. Что сделано, то уже сделано, а остальное будет на официальной бумажке, с которой я поеду на встречу с остальными главами штабов.

Олаф уселся обратно в кресло.

- Кажется, я совсем увлекся этой новой идеей. Прости, Оливия. Но как тебе удалось освободится?

Следовало найти подходящую девочку, а еще лучше - вырастить. На это уйдут годы, но в сравнении с жизнью вампира и потерей монаха навсегда долгая подготовка не играла особой роли. Однако, учителя для девочки стоило подбирать так же тщательно как и саму будущую "чистую душу". Что бы ей не приходилось врать, что б она сама верила в то, что говорит и верила искренне. Похоже, это был единственный способ как-то взаимодействовать с Монахом.

Интересно, что при таком одиночестве удерживало разум Монаха столько лет.

- Кстати, ты говоришь, что Монах последует за юбкой. Но почему этого не случилось раньше, ведь ему уже четыреста лет? Почему он все еще идет по своему непонятному пути и до сих пор ни примкнул ни к отступникам, ни к нам? Думаю, с орденом все понятно.

Олаф внимательно слушал Оливию, наблюдая как на ее лице пляшут отсветы огня.

- Тебе нужен отдых или я могу помочь тебе как-то иначе? - Мартинес старался быть внимательным ко всем своим людям, но порой его заносило и дела увлекали его больше, чем люди. Скорее всего этим страдали все главы Серого братства, вынужденные постоянно посылать людей на смерть, в особенности учитывая тот факт, что приказы эти были оправданы лишь собственной верой в дело и правильность принятых решений.

- На совет по этому вопросы ты можешь не ехать. Мне есть что сказать его участникам, однако, если ты считаешь, что тебе есть что сказать лично и дополнить мои слова относительно нового предложения - я буду рад твоей компании. И... Оливия, - говорить о таких вопросах было тяжело, но необходимо, - ты по прежнему мне дорога, что бы там не говорили остальные, я считаю братство и всех его участников - семьей, каждый из членов которой уникален и ценен. Я не прощу только одного - предательства, а остальное только жизнь и ее уроки, на которых можно научиться и стать сильнее. Я всегда постараюсь вытащить каждого своего человека, если это будет возможно. В особенности тебя.

Говоря все это, настоятель незаметно отслеживал все, что происходило с наставницей.

Ситуация в последнее время складывалась отвратительное и Оливия пока этого не знала. Проверенного человека, состоящего в братстве и проверенного не по одному разу уличили в предательстве. К счастью, добраться до какой-то ценной информации он не успел, а до этого - не имел к ней доступа. Только расследования и допросы показали, что этого охотника перевербовали а не подослали с самого начала. А потеря Монаха, который, быть может, поднял бы боевой дух всех охотников, скорее всего окажет обратный эффект. Все это вынуждало проверять каждого, даже того, кому долгие годы доверял. Порой и с помощью своего тайного друга, о котором в монастыре знал лишь сам Олаф. И этот вопрос был главной темой собрания, прикрытый проваленным заданием.

- Либо не иметь представления о том, чего знать не следует, - дополнил Олаф, - знание не всегда есть благо, порой оно даже мешает, а мы плохо умеем забывать.

Слова о том, что Оливия хочет перестать учить молодых охотников больно отозвались в сердце.

Поднявшись из кресле, Мартинес тихо подошел к креслу Оливии и мягко опустил руки ей на плечи.

- Хорошо, значит на эту встречу я поеду один. А массаж запросто могу обеспечить. Ах да, если уж ты хочешь расслабится, я бы добавил к этому вина и горячую ванну, - Олаф улыбнулся, неспешно, в успокаивающем ритме проводя ладонями по напряженным мышцам.

Руки настоятеля были сухими и теплыми, а голос - мягким и спокойным.

"Об отставке больше не стило сейчас говорить, они поговорят о ней позже, когда Оливия придет в себя и, будем надеяться, эта идея оставит ее голову. Если же нет... решил по обстоятельствам." В любом случае просто так отпускать наставницу Мартинес не собирался.

- Наш друг отлично умеет читать души, а лишние смятения, если таковые наметятся в юной душе, которая должна быть чиста, что, согласись, не сочетается с ролью шпиона, сведут все наши действия на нет. А этого допустить нельзя. Потому что наша задача вернуть расположение Монаха к братству. Она должна быть не фанатичкой, но свято верить в то, что братство несет добро и что в нем нет той двойственности, которая вызвала сомнения даже у тебя, Лив, - Олаф продолжал массировать плечи женщины, иногда перемещаясь на шею.

Слова Оливии вызвали в настоятеле некоторое замешательство и смущение. которое не отразилось на его действиях, однако не замедлило проявиться на лице. Хорошо, что сейчас он стоит на спиной, в комнате кроме камина нет никакого света, а Оливии не пришло в голову обернуться.

- Оливия, - настоятель кашлянул, прочищая горло, - боюсь мое общество в этой ситуации тебя не вполне образует. Годы моей молодости давно остались за спиной, а прожитая жизнь превратила в довольно покореженную развалину, которая только и может, что сидеть в монастыре и заниматься бумажной работой.

Олаф придержал голову женщины и легко коснулся губами макушки, вдыхая запах ее волос.

- Но ели ты настаиваешь... - даже не видя лица настоятеля, по его голосу можно было сказать, что он улыбается, - так и быть, я пожертвую своей гордостью старого вояки и составлю тебе компанию.

подобные шутки Оливия отпускала и раньше, когда еще не была умудренной опытом наставницей и их возвращение откровенно порадовало Олафа. Значит, не все так плохо и его девочка, его ученица не превратилась в окаменелую статую, какой становятся некоторые вампиры и некоторые ведьмы Серого братства.

- Упрекаете меня в том, что я не ангел?

- Скорее, радуюсь этому, - Олаф вновь улыбнулся, - ведь, если допустить что то зло с которым мы боримся - демоны, то мне, откровенно говоря, старшно представить какой силой будут обладать их противоположности.

Руки у Оливии были все такие же тонкие, но все же погрубели за прошедшие годы. Олаф с тихой улыбкой провел пальцами по ключицам, очерчивая их форму. Такой Оливию ему давно не удавалось видеть и этот момент не хотелось упускать.

Все они в братстве переставали быть людьми, забывали о своей сути, погружаясь в чужой мир, стараясь забыть о боли, терзающей душу так или иначе. И иногда, очень редко эти люди вновь становились сами собой. Олаф всегда считал, что это стоит поощрять. Опять же, вопреки мнению некоторых глав.

- Оливия, а ты не боишься, что наша маленькая игра может зайти дальше простых слов? - тихо прошептал Мартинес на ухо настоятельнице.

Горячая вода в лазарете всегда была, а в комнате еще оставалось пару бутылок урожая семилетней давности. В этот год лоза была удивительно хорошо, а Оливия первый раз ступила за стены монастыря.

Олаф вздохнул. Он отлично помнил и ее большие глаза, и все еще детские детские проявления внимания, и выходки, которыми она довела почтенную даму, что с самого начала поджимала губы, глядя на нее, так что та отказалась от воспитанницы, передав ее настоятелю, который немного изменил подход, в первую очередь не видя в молодой Оливии соперницу.

Тем не менее он старался все эти годы не слишком опекать ее, давая ей возможность самой научиться выходить из сложных ситуаций, и в то же время, не бросал ее одну, всегда поддерживая словом и не только, если это по настоящему требовалось.

- Я рад, что ты до сих пор веришь мне, Оливия. Не только как настоятель рад. И я так же верю тебе, как и тогда, когда передал тебе эту должность и до сих пор считаю, что этот выбор был самым правильным. Ошибкой было отрывать тебя от того, что приносит тебе радость, а братству - пользу.

Мартинес вновь поцеловал Лив в макушку, любуясь лицом, на котором огонь причудливо менял тени.

- Я, конечно не стану тебя принуждать, но ты все же подумай, может тебе все же стоит остаться, разве что немного отдохнуть. Многие из твоих учеников скучали по тебе. К тому же, если совет благосклонно воспримет твою идею ты мне будешь очень нужна.

Настоятель отошел, что бы подбросить еще дров в камин. Присев на корточки, выгребая золу, что бы дать огню воздух, он вновь посмотрел на свою бывшую воспитанницу.

Не все, кого мы любим и учим становятся гениями но ко всем из них мы прикипаем душой.

- Наверное, я утомил тебя своей беседой? - Мартинес мягко улыбается и возвращается в кресло, по обыкновению скрещивая пальцы.