Флоренцо.
Аккуратно поправив белоснежные манжеты и прихватив увесистую трость, Флоренцо вышел из дома. Вечер "приятно" радовал колким ветром и снегом, а рядом с каналами это превращалось в склизкое, отвратительно месиво. Казалось бы, пора привыкнуть и не ощущать, но даже эта мерзость имеет свой запах. Запах грязи, умирания, полного и безвозвратного распада. Почти так же пахнет смерть в понимании людей. Для них она страшна и ужасна, она неотвратима, она омерзительна, она безлика и одновременно многолика. А вампир любил смерть. Он мог сделать её прекрасной. И подарить её то, что никто и никогда не дарил - аромат.

Тогда, 21 год назад, он впервые сделал такой подарок. Бешенство, которое он испытал, увидев живую и невредимую Кристель, возродило былую страсть и повергло сознание в туман безумства. Но безумства тонко рассчитанного, логичного, одержимого. Он следил за молодой женщиной буквально до её смертного часа, он видел, как она страдает, порождая на свет своё чадо и наслаждался каждой секундой. Видел, как утекает из неё жизнь и готов был продать душу дьяволу чтобы эти мгновения не кончались. И когда после пробрался в спальню и остался наедине с мертвой любовью, он понял, что хочет сделать. Утром, когда за мертвой женщиной пришли, в помещении витал едва уловимый запах белых лилий. И после в доме можно было случайно остановиться и прислушаться, и могло показаться, что буквально за окном раскинулось небольшое озеро, наполненное этими ночными цветами. С тех пор он преподносил жертвам дары. И самый дорогой хотел отдать тому, чьему рождению стал свидетелем. В какой-то степени даже считал себя крёстным, конечно если можно так назвать вампира, желающего преследовать мальчика всю его жизнь.

Флоренцо то появлялся, то исчезал, петляя по замершим улочкам почти спящего города. Его шаги можно было едва разобрать и только равномерный стук трости словно биение сердца вёл за собой. И невидимый аромат. Белые лилии. Помнишь?
Энцо привык быть крайне осторожным, в конце концов от предусмотрительности и осторожности зависела его жизнь, и то, что он прислушивался ко всему, что окружает стало привычкой. А внутренний зверь помогал и сегодня на его загривке шерсть встала дыбом. Рядом с домом определенно кто-то был. Кто-то чей запах намертво въелся в подкорку и теперь вампир смог бы узнать его из миллиона. Мальчишка оказался неожиданно близко. Зачем?
Мужчина не остановился, не оглянулся, никак не подал виду, что понял. Или он всё таки ошибся, выдав желаемое за действительное? Может несколько бессонных ночей в лаборатории плохо отразились на способностях понимать происходящее? Не хотелось бы ошибиться и совершить непоправимое. Даже убивать нужно уметь элегантно и со вкусом.

Теодор.
Он вышел из дверей своего дома и Теодор прижался спиной к холодному камню, напрочь скрывшись из виду за углом. Сердце пропустило ход, а охвативший его трепет был сравним с трепетом хищника, притаившегося в засаде, готового выпрыгнуть в любую секунду и схватить свою добычу. Но нет, это острое как бритва чувство еще не было возведено в те масштабы, чтобы захватить его сознание полностью. Это была только тень эмоций, только мимолетная улыбка в уголках губ, и едва уловимый блеск в глазах. Граф подождал несколько минут прежде, чем осторожно выглянуть из-за своего укрытия. Лицо его теперь было бледным и без тени эмоций, как и положено в моменты наивысшей сосредоточенности. Незнакомец двинулся в противоположную сторону, размеренно шагая по каменной кладке. Его трость ударялась об нее, и эхом стук ее долетал до слуха Тео. Граф де Моро знал - нет в мире ничего опасней, чем преследовать вампира. Но ведь не удержаться! И он, подняв воротник своего пальто, нырнул за ним в ночь и сырость.

Фонари разукрасили улицы в вульгарные цвета, то тут, то там выбирались жители города, многие из них, как тут заведено, прятали свои лица под красивейшими масками. Портовая шлюха,  достопочтенный дож - любой мог слиться с маскарадом. Чем больше их на улицах, тем красочней Венеция. Но не они сейчас интересовали графа. Точнее, они вообще не интересовали графа. Его внимание было всецело приковано к одинокой фигуре, вышагивающей по мостовой. Тео держался от него на очень приличном расстоянии, дожидаясь, пока тот дойдет до конца улицы, и лишь затем выворачивая из-за поворота. Он превосходно умел сливаться с тенями улицы, с прохожими, с колоннами и зданиями. Он был охотником еще до того, как стал охотиться на вампиров. Ему не нужно было учиться этому, пришлось лишь вести себя немного более осторожно, чем во времена его свежей юности. И это было на много интереснее. В сто раз интереснее, чем преследовать простого смертного. И в тысячу раз опаснее. Кровь его горела от адреналина, если он терял свою цель из виду, и тогда его чувства обострялись. Тогда ему начинал мерещиться тот запах, до ужаса знакомый и вкусный. На одной из улиц граф прервал свое преследование и вошел в ближайшее заведение, где ему могли налить горячий чай, но перед этим поймал пробегающего мимо паренька и попросил его об услуге - проследить тайком за вон тем господином и узнать, куда он пойдет. Впоследствии он собирался добраться до того места и продолжить слежку. Его интересовал весь маршрут, и конечно же цель незнакомца. Не мог же он выйти на прогулку без цели? Если он вампир, он должен найти себе жертву. Это было бы самым верным подтверждением и самой большой удачей.

Флоренцо.
Ждать. Казалось бы это отвратительно. Это нестерпимо. Обжигающе. Секунды тянуться словно года и... Всё не так когда ты любишь и умеешь ждать. Флоренцо любил. Ему нравились эти мгновения ожидания, когда можно ощутить нетерпение в кончиках пальцев. Когда каждый удар сердца отмеряет ещё один миг и приближает тебя к заветной цели. Когда всё, что тебя окружает - помогает. Тишина окрашивается миллионами оттенков разных звуков и среди них ты совершенно точно не пропустишь тот, что нужен тебе. Шаги. И дыхание. И биение живого сердца. И даже шум крови, бегущей по венам. И в этот самый миг ожидание делается особенно острым. Терпким, как хорошее вино и поцелуй красивой женщины. Шаг за шагом. Шаг за шагом.

Энцо видел всё, как на ладони. Обзор с крыши ближайшего дома оказался крайне удачным, он мог видеть не только тело и подошедшего к нему юношу, но и полностью переулок. И мог контролировать происходящее в случае непредвиденных обстоятельств. Нельзя было допустить оплошности и позволить найти тело кому-то ещё. Но вероятно сама Судьба сегодня была благосклонно настроена. Ни один человек или нечеловек не решил сократить свой путь и свернуть в этот проулок. И подарок дождался своего получателя именно так, как и хотел вампир. Было немного жаль, что нельзя никак проникнуть в разум мальчишки и прочитать всё, что тот думает в эту минуту. Было бы забавно. Но так даже интереснее, ведь элемент неожиданности добавляет краскам глубины и очарования всем событиям.

Чуть склонив голову на бок и нежно теребя край манжета, Энцо внимательно наблюдал. Ни одно движение, ни один шаг не остались незамеченными и только секундное замешательство у трупа заставило задуматься. Что он там делает? Сверкнуло не то лезвие, не то зеркало. Проверяет дыхание? Но парень определенно мертв, в этом не мог бы ошибиться даже в усмерть пьяный бродяга. Тогда что? Становилось ещё интереснее, чем мог себе предположить Флоренцо. Кажется он не ошибся в выборе, оставив напоследок самого юного члена этой семейки.

Спуск занял не больше минуты и вампир не ошибся, подумав, что Теодор все ещё будет на улице. Не так то просто уйти от трупа даже простому человеку, а когда смерть увлекает тебя с головой, то и подавно. Тень надежно скрывала фигуру, позволяя подойти настолько близко, насколько это возможно и оставаться всё так же незамеченным. Дыхание коснулось виска Теодора. Раскаленное, пронзительно холодное, наполненное предчувствием близкого конца.
- Я искал тебя.
Флоренцо не касался юноши, он словно танцевал вокруг и рядом, позволяя Теодору лишь ощущать свое присутствие и чувствовать, как окутывает его нежный кокон знакомого аромата. Окутывает. Опутывает. Как липкой паутиной, утягивая за собой сознание и разум, заставляя мысли шевелиться медленно и неспешно.

Теодор.
Теодор опрометчиво полагал, что на этом его сегодняшние приключения закончились. Точнее, он вообще не рассчитывал на такую удачу - закинуть сеть для пробы и с первого раза вытянуть большой улов. Этого было более, чем достаточно, теперь следовало немедленно вернуться в свое убежище и хорошо все обдумать. Состроить планы, добыть все необходимое, а потом действовать, будучи подготовленным к любой ситуации. Но все пошло не так, как он хотел. Не в этот раз.
Граф шел быстро, но не успел он дойти до конца переулка, когда услышал чей-то голос. Совсем близко, словно незримый попутчик все это время шел рядом и только сейчас дал о себе знать, игриво шепнув ему что-то возле уха.
- Mon Dieu!* - набожно выдохнул Теодор, быстро оглянувшись. Его взгляд уловил только проскользнувшую мельком тень, а рука уже машинально выхватила шпагу. От испуга мурашки пробежали по холке, вздымая на коже каждый волосок. Глаза его широко распахнулись, ища нарушителя спокойствия, губы приоткрылись, предательски выдавая страх. Яркое, обжигающее чувство, которое он почти забыл. Сомнений не было, это его вампир, который оставался все это время здесь и, должно быть, наблюдал за ним. Глупо было полагать, что он не знал о слежке. Тео попал в собственную западню, а ведь у него сейчас не было никакой защиты.
- Qui est là?!** - забывшись, Теодор заговорил на своем, угрожающе выставив шпагу. Выглядел он довольно таки воинственно, не смотря на то, каким он был уязвимым перед таким противником. Черт, да этот вампир мог уже десять раз подойти сзади и свернуть ему шею, если бы хотел. От осознания происходящего покалывало в кончиках пальцев и сердце колотилось в груди, как загнанная птица в клетке. Теодор быстро рассудил, что самое верное в таком случае - сбежать. Быстро и как можно дальше. Вот только к осознанному чувству опасности примешалось другое, не осознанное, но такое же сильное. Теодор не видел вампира, но чувствовал вибрацию в воздухе от его движений, ощущал кожей шевеление воздуха, чуял его запах, такой манящий, заволакивающий сознание и притупляющий инстинкт самосохранения. В этом переулке, несущем неминуемую гибель, нельзя было оставаться больше ни секунды, но граф медлил. Он порывисто поворачивался из стороны в сторону, ища того, кто его сюда привел и теперь так бессовестно прятался. Испуг во взгляде сменился тоской - отголосок тех вымученных месяцев, которые он провел в запале и бесконечных поисках. Он тоже ждал, искал встречи, не отдавая себе отчета, как тайный поклонник, чей смысл жизни свелся к погоне за смертью. Теодор уже не знал, кто жертва, кто охотник, и рука его слабела, каким-то чудом еще удерживая оружие. Сейчас он должен был бежать, но так хотелось надышаться этим запахом. И веки его наливались свинцом. Тео на пару секунд закрыл глаза, полностью отдаваясь ощущению присутствия вампира. Быть может сейчас он коснется его, и тогда у него будет маленький шанс пронзить шпагой его сердце, если хватит силы воли хотя бы поднять эту шпагу.
- Сеньор?
Теодор вздрогнул, распахнув глаза и быстро посмотрел в сторону голоса - нет, это не его вампир. Это какие-то кабальеро, изрядно подвыпившие, размахивающие зачем-то шпагами. Он еще не очень хорошо понимал итальянский, но их понять было достаточно просто. Грабители. Четверо с одной стороны улицы, двое - с другой. Их граф увидел, повернувшись, чтобы уйти.
Стремительно двинувшись вперед, он вынул мешочек с деньгами и, не сбавляя шаг, бросил одному из них. Он не собирался драться, но эти сеньоры его планов не разделяли. Теодору пришлось скрестить с ними шпаги, во всяком случае с двумя из них. Он не считал их истиной угрозой, фехтование их было далеко от совершенства. В отличие от них, граф двигался легко и изящно, отражая удары и тут же ретируясь. Все это длилось не долго, Теодор  подгадал момент, чтобы увернуться от новой атаки и отправил пинком в сугроб одного из нападавших, а второй сам напоролся на его шпагу. Остальные бросились за ним, и Тео вынужден был бежать. Теперь он бежал без оглядки, но не столько от разбойников, сколько от того, другого. Он был уверен, что его вампир избавит его от преследователей, он ведь не может допустить, чтобы его охотника порешили какие-то бандиты? Точно так же Теодор не допустил бы, чтобы его вампиру кто-то другой причинил вред. Это должно было отвлечь парфюмера от Тео и обеспечивало возможность скрыться. Надо признать, что эти бандиты с большой дороги появились вовремя, фактически они спасли Тео. И хорошо, потому что сам он уже не хотел спасаться.
В свой съемный дом граф не вернулся, вместо этого он отправился в таверну, где было довольно людно и светло. Здесь Теодор дождался рассвета и только под утро вышел на улицу. День начинался заново, но пережитое ночью еще держалось в памяти смутными обрывками и еще долго не давало уснуть.

*Мой Бог!
**Кто здесь?(фр.)

Флоренцо.

Ему никогда ничего не снилось. С тех самых пор, как жизнь превратилась в вечную нежизнь Флоренцо перестал видеть сны. И то, что видел вампир сквозь подрагивающие ресницы было больше наваждением и фантазией, чем сном. Фантазией, которую он вынашивал долгие года, лелеял и холил. И сейчас она воплощалась в жизнь словно рождалась из дивной морской пены. Пока тонкая, хрупкая и едва различимая. Тронь неосторожно и сломаешь.

Вечер постучал в окна закатом и наслаждаться покоем больше не имело никакого смысла. Флоренцо привел себя в порядок, вернул утерянный прошлой ночью лоск и ... Город ждал и манил ночью, даря всё, что только хочешь. Главное суметь взять. Вампир спокойно прогуливался вдоль канала, но мысли его были далеко не так безмятежны, как задумчивое выражение лица. Он был зол и в то же время спокоен, и ему непременно хотелось продолжить начатый вчера танец. И не отпустить последнего отпрыска этой семьи просто так. Нельзя.

Домой он вернулся ближе к утру, удовлетворенный намеченным планом, но уже у порога осознал, что всё будет не так, как он решил. Запах мальчишки яркими, красными огнями светился везде. Он был здесь! Он осмелился влезть в святая святых - в дом! Вскрыть замок, как заправский воришка и забраться! Он... Наглец, каких свет не видывал! Ярость накатывала удушливыми, черными волнами, мешая соображать. Флоренцо метался по дому, понимая, что маленький паскудник наследил везде, он побывал в холле, в кухне, в спальне! Он был в лаборатории! В лаборатории, в сердце его жилища и он устроил здесь бардак! Энцо схватился за голову, оглядывая непоправимые потери. И сейчас он был готов разорвать Теодора на части голыми руками, и сделал бы это не будь в нем столько самообладания и силы воли. Правда что на самом деле остановило Конти от убийства сказать было сложно, зверь в нем бушевал просто с неистовой силой. И то, что не добил незваный гость, то не устояло против вихря самого хозяина дома. Замер он только перед большой, стеклянной бочкой, бешено огляделся по сторонам, выдохнул и только сейчас заметил первый сверток. Подошел. Обнюхал. Осмотрел. И открыл не веря своим глазам. Мальчишка не просто посягнул на его дом! Он перешел все дозволенные границы! Никто, никто не смеет поступать так, как может поступать только сам Флоренцо Конти!

Следующие несколько дней Энцо не выходил из дома, не спал и не ел. Он творил. Собрал все "дары", тщательнейшим образом осмотрел и обработал, и теперь в его обновленной лаборатории, на руинах прошлого творилось чудо. Он хотел создать аромат, который этот несносный мальчишка не сможет забыть никогда. Он будет вспоминать его снова, и снова, он будет "слышать" его, проходя запутанными переулками или останавливаясь в дешевых гостиницах. Всегда. Как наваждение. Как рок.
На то, чтобы отыскать дом Теодора понадобилось время, но и этот этап был пройден. И вскоре Флоренцо незримой тенью стоял в окне спальни юноши, наблюдая за его сном. Как когда-то очень давно. Только теперь они были в равных условиях и это будоражило получше любого вина.
Изящный флакон духов, перевязанный белой лентой, оказался на туалетном столике у зеркала. Хрусталь на горлышке украшал крошечный рубин, напоминающий скользящую по белой коже каплю крови. Не было ни записки, ни послания. Только аромат. Для тебя.

Теодор.
После своей бессовестной выходки Теодор прибывал в приподнятом настроении. Знобящий холод зимней Венеции не пробирал его до костей, как раньше. Он вообще не обращал внимание на посторонние раздражители, прогуливаясь по заснеженным улочкам с мечтательной улыбкой. Его фантазии рисовали самые упоительные картины о том, какой эффект произвел на его вампира тот факт, что граф вломился в его дом. Не просто вломился, а изрядно там наследил. Должно быть, он был дико взбешен, и это приводило Тео в невероятный восторг. Теперь он ждал, что же будет дальше? Что сделает его враг, чтобы наказать его? Не может же он оставить такую наглую выходку безнаказанной? И чем дольше он ждал, тем тревожней становилось на душе. На исходе четвертой ночи он уже опасался, что его таинственный недруг решил прервать их увлекательную игру. Он даже подходил к его дому, с тоской разглядывая закрытые ставни. Нет, он больше туда не войдет, теперь ход за его противником. Не войдет, потому что этим он нарушит негласные правила. Но ожидание становилось уже невыносимым, и к исходу недели на душе графа де Моро была такая тяжесть и тоска, что он даже отправил своего слугу в местное издание, где находилось информационное бюро, чтобы тот подал в газету объявление. Сперва эта идея пришла в виде самоиронии, но под вечер она уже не казалась такой бредовой. Дворецкий вернулся с отчетом, что передал писателю новостей дословное послание: "Мой милый демон, я томлюсь по тебе. Когда мы встретимся? Твоя Белая Лилия". Это должны были напечатать только в понедельник, а сейчас был вечер субботы. Граф снова вынужден был ждать, маясь от своего бессилия.

Вопреки его рухнувшим надеждам, полдень воскресенья преподнес ему сюрприз. Теодор не сразу заметил подарок, успел даже принять ванну и позавтракать, и лишь вернувшись в свою комнату, замер перед ночным столиком. На нем стоял красиво оформленный флакон с прозрачной жидкостью. Де Моро прекрасно помнил, что вчера его здесь не было. Сердце радостно ёкнуло в груди - быть может, это Он?
Дворецкий поклялся, что никаких посетителей накануне к шевалье де Лё Ру не приходило, и что он сам не имеет к этому флакону никакого отношения. Оставался только один вариант. Теодор взял склянку в руки и повертел в тонких пальцах, уже догадываясь, что это духи. Он внимательно разглядел флакон в дневном свете, осторожно открыл крышечку с рубином, нанес одну каплю на тыльную сторону ладони и закрыл. Запах, который он вдохнул, был невозможным.
- О, mon cher démon,* - выдохнул с восхищенной улыбкой. От этого запаха голова шла кругом, он будоражил те потаенные, запретные желания, о которых Тео не подозревал, или боялся себе признаться. Запах сочетал в себе не сочетаемое, переплетал цветочные, цитрусовые нити, или что-то совсем другое? Сперва де Моро пытался разгадать, но сдался очень быстро. Гармония была так тонка и изящна, что ее хотелось оставить единым целым. Этот запах был соткан специально для него - в этом Теодор даже не сомневался. Утонченный аромат, опасный и влекущий. Тот, который ему понравился ранее и был бессовестно украден из лаборатории, казался ему теперь бесцветным и пресным. Тео долго не мог оторваться от него, весь остаток вечера проходив по дому тенью, то и дело нюхая свою руку. Со стороны выглядело, должно быть, странно для его дворецкого, но тот привык и не к таким странностям хозяина.
Конечно граф был возмущен, что его жилище тоже нашли. Но он совсем не удивился, что при таком раскладе его оставили в живых. Казалось, все предельно ясно. Вампир решил не просто его убить, а сперва свести с ума. Теодор смеялся, признавая, что это у него почти получилось, если не брать во внимание, что де Моро и так с приветом. Но почему духи? Почему не гора трупов, разложенная по всему дому? Хотя, это больше в духе Теодора. Он заигрывал с вампиром на своем языке, вампир с ним - на своем. Все по честному. И, дьявол, как же он хорош!

В этот же день граф убрался прочь из своего съемного дома. Он отпустил дворецкого на неделю, а сам взял лишь самое необходимое и пошел искать себе новое убежище. Нельзя было здесь оставаться, раз его место обитания раскрыли. Да, его враг все равно скоро найдет его, но пока он должен выиграть время и подготовиться к настоящей схватке. Ведь рано или поздно наступит ночь, когда парфюмер наиграется с ним.
Идея нового убежища пришла неожиданно. Граф торопливо шел по одной из улиц Сан-Марко, когда слух его уловил звон колокола. Не раздумывая, юноша вошел в собор, оказавшийся по счастливой случайности мужским монастырем, а ближе к ночи паства приветствовала нового брата.

Флоренцо.
Раннее утро прекрасное время. Ночь ещё не отдала свои права, на все ещё украшала небо осколками звезд, но туман уже захватывал территории, отодвигая тьму все дальше и дальше. Предрассветная тишина, в которой можно услышать даже как пищат мыши под полом, а уж различить одинокие шаги по каменным плитам и шуршание рясы просто как дважды два. Флоренцо любил приходить в храм первым и уходить последним. Ему нравилось это одиночество в странном месте, наполненном силой, мощью и чем-то ещё неведомым. Верой? Во что должны верить люди, решившие отречься от всего мирского? В Бога, который будет вести их по жизни? Или в того Бога, который отобрал у них то единственное, за что они могли держаться?
Для Энцо не были понятны многие причины. Он не разделял фанатизма многих и не любил нарочито верующих так же, как терпеть не мог лжецов. Лгать тоже надо уметь виртуозно, понимая всю природу лжи, полуправды и недосказанности, а не разбивать лоб в ожидании чуда.
Осенив себя крестным знамением, в которое Флоренцо вкладывал не больше смысла, чем в выпитую утром чашку чая, мужчина осмотрелся и прошел в исповедальню. И уже на пороге ощутил что-то очень похожее на предчувствие. Что-то, о чем некоторые говорят как о предвидении. Он "знал", что сегодня тот самый день, ради которого собственно всё и затевалось. "Знал", что именно сейчас услышит голос и ощутит близость Теодора сквозь тонкое дерево кабины. И "услышит" его неповторимый аромат. Улыбка застыла хищным оскалом на тонких губах и вампир шагнул за тяжелую портьеру.
- Да пребудет с тобой Господь, сын мой.
Сел. Отодвинул в сторону дверку, позволяя юноше заметить очертания человека. Святого отца несомненно, ведь кто ещё может оказаться здесь и сейчас? И приготовился внимательно слушать, смакуя каждое сказанное слово.
- Я готов принять твою исповедь.

Теодор.
Ждать пришлось не долго. К удивлению графа, падре пришел очень быстро. Портьера с тихим шорохом шевельнулась, дверца, разделяющая их, отодвинулась и он услышал незнакомый голос.
- Да пребудет с тобой Господь, сын мой. Я готов принять твою исповедь.
Теодор быстро посмотрел на него, пытаясь разглядеть лицо. Это был не падре Антонио, если только он не помолодел на двадцать лет. Мало что можно было различить через тонкую узорчатую перегородку, которую придумали как некую защиту для стыдливого грешника. Но даже если бы Тео был слеп, он бы все равно узнал старческий голос Антонио, а этот бархатный низкий тембр.. какой-то другой священник?
- Pardonnez-moi, père, car je suis.. - граф нахмурился, глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Эта неожиданная подмена сбила его с толку, а ведь он собирался во всем признаться. На итальянском! Иначе какой в этом смысл? В принципе, не так уж важно, какой из священников теперь услышит его исповедь. Помощь была бы уместна только от главы прихода, того несчастного, кто имел неосторожность занять место падре Антонио, теперь ждет ужасная участь.
- Простите меня, падре, ибо я согрешил, - тихо произнес он с журчащим французским акцентом, после чего откинулся на спинку стула и попытался расслабиться. Взгляд его словно углубился в прошлое. Он начал свой рассказ, путаясь в буквах и ударениях, и все его воспоминания хлынули потоком откровений. Теодор понятия не имел, правильно ли он подбирает слова, коверкает ли их, понимают ли его? Он приоткрыл дверь в свою темную душу, потому что знал, что это будет последнее, что услышит священник. И стоило ее приоткрыть, заткнуться стало проблематично. Он рассказал про свои трофеи, которые достались ему от жертв, рассказал про погибшего отца, который частенько избивал его, и как ему жаль, что его жизнь оборвал не он лично. Часть про вампиров он все же опустил, поскольку тогда его просто сочтут за сумасшедшего, да и не хотелось делиться тем, что принадлежало только ему.
Минуты растягивались в часы, иногда граф замолкал, что-то вспоминая, подбирая правильное выражение - сложно было сориентироваться в их языке. Иной раз он произносил фразы, и даже целые предложения на французском. Но основной смысл все равно старался донести. Несчастный священник должен знать, за что пострадает.
- Если здесь был бы сейчас другой, я бы не стал говорить так много. Но теперь все теряет смысл. Я убийца, которого вы ищете. Я монстр, но мне это нравится. И я люблю монстра.
Последние слова Теодор произнес с горькой усмешкой на губах. Не имело значения, как этот священник отреагирует. Плевать. Плевать на священника, на всю эту паству. Да он бы их всех с удовольствием убил, одного за другим, а потом украсил бы частями их тел всю церковь, организуя здесь дьявольское подобие сикстинской капеллы. Но это говорить уже совсем не обязательно.

Флоренцо.
Само собой Флоренцо слышал о найденных останках и в принципе не сомневался в том, чьих это рук дело. И готов был сейчас услышать именно об этом, или может о том, что мальчишка заглядывается на коленки молочницы, когда та неожиданно останавливается поболтать с булочником, а её звонкий смех теребит в душе потаенные струны. Но к исповеди в том первозданном виде, в котором о ней говорилось в Писании, вампир готов не был. Но было поздно уходить и он слушал. Внимательно, как никогда ранее, Энцо вслушивался в каждое слово, в каждый вздох, всхлип. Он слышал неподдельное волнение, слышал страх, отчаяние, тревогу, ужас и затаенную радость. Удивительно много эмоций, совершенно разных и от этого настолько пряных. Пока монолог юноши касался прошлого вампир был расслаблен. Он знал об этом периоде времени практически столько же, сколько и сам Теодор, и сейчас просто добавлял в мозаику недостающие детали, но вот когда речь пошла о настоящем и прошлом крайне недавнем нервы стали напоминать натянутые струны. Энцо нисколько не мешали ни акцент, ни переходы на французский язык. Казалось теперь он готов понимать человека даже без слов, только по одному сбившемуся дыханию и по безумно бьющемуся сердцу. О да, он слышал этот звук. Он мог поклясться, что видит сквозь вензеля решетки тонко бьющуюся венку на нежной шее Теодора даже с закрытыми глазами. Всего лишь один укус и он может избавить мальчишку на всегда от любых страданий. От угрызений совести, от юношеских метаний, от недомолвок. От всего. Раз и навсегда. И если бы не последняя фраза, то скорей всего мальчик не дожил бы и до рассвета. Но.
- Мы все грешили, дитя. Кто-то больше, кто-то меньше. Но ты повернулся к Господу нашему и пришел просить к нему прощения. Он любит всех детей своих, не различая и всем он дарует шанс обрести покой и равновесие.
Флоренцо молитвенно переплел пальцы и коснулся их губами, склоняясь словно в молитве. Упали рукава рясы, обнажая крепкую руку, опутанную ниткой четок.
- Расскажи мне, что ты чувствуешь. Что чувствовал раньше и что теперь, когда сердце твое открылось свету. Не таись и не бойся.
Голос ни разу не дрогнул и не сорвался, хотя сам дьявол не знает, чего это стоило вампиру. Немыслимо! Мальчишка, которого он собирался убить его любит! Это не укладывалось в голове, это никак не хотела вписываться в рамки всего происходящего. И это мешало сосредоточиться. Нужно было время. Ещё немного, чтобы прийти в себя. Не в первый раз Теодору удавалось застать Флоренцо врасплох, но, черт подери, впервые настолько!

Флоренцо.
Я отпускаю тебе все грехи, сын мой. Amen.
О, Флоренцо готов был и правда отпустить мальчику все его грехи в обмен на что-то более ценное, чем душа. На его жизнь. Не в земном и человеческом представлении, нет. На всю жизнь, от начала и до конца. На каждый вдох, на каждый удар живого сердца, на каждый следующий шаг.
Покайся, сын мой и да пребудет с тобой Всевышний. Amen.
Вампир на миг погрузился в мечты. Фантазия увлекала его всё дальше и дальше от реальности, он на время даже перестал слышать что именно говорит Теодор, лишь голос путеводной нитью вел его дальше. И это опрометчивое мгновение привело к катастрофе. Мальчишка что-то успел себе придумать, решить и почти сбежать! Дьявол же его раздери! Юношеский максимализм  и просто неуёмная энергия! Флоренцо тряхнул головой, прогоняя недавний морок. Что же, мальчик определенно что-то задумал, но уехать из страны - это он успел расслышать - было уже слишком.

Мужчина вышел из исповедальни, огляделся, подошел к алтарю. Чтобы уехать из монастыря Теодору в любом случае потребуется вернуться к себе в келью и собрать вещи, а значит время ещё есть. Или нет? Или поганец рискнет отправиться в путь практически нагишом? Ряса безусловно хорошее прикрытие для странствующего молодого человека. Никто не заподозрит в святом брате графа, никто не станет грабить, ведь всем известно, что они беднее мышей. Но... Пути Господни неисповедимы и с этим постулатом Флоренцо не мог не согласиться. Осенив себя крестным знамением, вампир вышел из храма.

Никто не запомнил как именно выглядел недавно прибывший святой отец. Никто точно не мог бы сказать, откуда он, сколько пробыл и когда уехал. А был ли он вообще? Может всего лишь сон? Впрочем у святой братии всего найдутся дела, за которыми быстро забываются все, кто никак не выделяется из толпы, а незаметным - при желании - Флоренцо умел быть. Сейчас наступил как раз тот случай, когда его способности были крайне уместны и когда Теодор вошел в свою келью чтобы собрать вещи, первое, что он увидел была белая лилия, лежащая посередине кровати. Цветок отчетливо выделялся на фоне общей пустоты и аскетичной обстановки. Был здесь не к месту, словно его вырвали с кровью и принесли сюда. В жертву. И как доказательство пара рубиновых капель на влажных, матовых лепестках.

Теодор.
Когда граф бежал в свою келью, он буквально столкнулся лбом с падре Антонио. Он остановил Теодора, схватив его за плечи, начал интересоваться с отеческим участием, что с ним? Куда он? Ведь он хотел исповедоваться, а бежит обратно.. Граф не терпел, когда его трогали без разрешения, и сейчас как раз был самый неудачный момент испытывать его терпение. Сначала он пытался объясниться, но чем больше он оправдывался на ломаном итальянском, тем больше у Антонио было уверенности, что брату Теодору нужно покаяться. Поняв, что от настырного старика избавиться не так просто, де Моро несколько секунд смотрел в его глаза непроницаемо холодным взглядом, а потом хищно оскалился.

Как это всегда бывало, Теодор замирал, если видел что-то удивительное. Так и сейчас, ворвавшись ураганом в свою келью и прижавшись спиной к закрывшейся двери, он застыл, увидев на своей кровати цветок. Сердце его и без того колотилось, а теперь и вовсе готово было выскочить из высоко вздымающейся груди. Граф прижал к ней руку, делая ровный вдох и приводя дыхание в норму, неторопливо подошел к кровати и сел на нее. Взял цветок и повертел в окровавленных пальцах, разглядывая очередной подарок своего демона. Он был здесь, но когда? Они же только что.. впрочем, нет, мог успеть, пока граф избавлялся от трупа. Немного подумав, Теодор нежно смял бутон белой лилии в кулаке и раскрошил лепестки. Они падали беззвучно, как его неоправданные ожидания. Или все же он торопился с выводами? Тео поднял с пола лепесток, на котором была.. его кровь? Усмехнулся. На счет романтика он угадал.

Как он и обещал ему, к утру в монастыре Теодора уже не было. Ему не очень нравилась возможность оказаться в знаменитой венецианской тюрьме, а это должно было случиться неминуемо, ведь падре Антонио так и не дошел до своей кельи. Один труп они могли еще списать на несчастный случай, но два! Два чертовых трупа с тех пор, как он тут поселился. Все подозрения прилипнут к нему и только к нему. Дьявол! А ведь ему тут уже даже начало нравиться.

Теодор не уехал из страны, чтобы дни его вновь наполнились кошмарными снами, а ночи - лихорадочными ожиданиями. И чтобы прощальный подарок, о котором он говорил, достиг адресата. Он очень надеялся, что его возлюбленный падре Вампир слушал его внимательно. В конце концов, что-то же значил этот цветок, окровавленный лепесток которого Тео нежно втоптал в снег? Он мог врать кому угодно и сколько угодно, но не себе. Мог сбежать от кого угодно и куда угодно, но не от себя. И как бы ему не хотелось выполнить второе обещание, он выполнил его лишь на половину. Де Моро снова бесследно исчез.

Флоренцо.
Два трупа за короткий промежуток времени в цитадели благочестия, святости и воздержания от всего мирского. Это было слишком даже для святош и паника по монастырю расползалась лесным пожаром, пожирая все новых и новых людей, и когда она фактически достигла апогея Флоренцо скрылся, оставив после себя лишь смутные воспоминания: пожилой священник откуда-то издалека, пришедший в город по делам и его молодой спутник, святой брат... Как их звали? Тамро? Флориан? Никто толком вспомнить так и не смог, зато все могли поклясться на Библии, что именно эти двое виновны в смерти несчастных братьев, и что именно их нужно немедленно найти. Извне привлекать никого не стали, снарядили свою погоню из особенно отчаянных святых братьев и пошли по следу. В совершенно иную сторону, далеко за пределы города. И если не остынет пыл, то и за пределы страны. И никому из них не придет в голову искать беглецов у себя буквально под носом. Впрочем никто их и не узнает в благородном господине парфюмере и не менее благородном французском графе.

После монастыря Энцо на время прекратил поиски Теодора. Привел в порядок лавку, нашел нового управляющего, приготовил несколько новых ароматов, навеянных последними событиями. И только глухими ночами из заднего двора дома вампира выскальзывала тенью крупная гиена. Она рыскала по городу, обнюхивая каждый камень. Прислушивалась к разговорам в тавернах. Присматривалась к прохожим и неосторожным, припозднившимся гулякам. Она даже нашла бывшего дворецкого графа. Но старик, кажется, ничего не знал о своем юном господине. Лишь то, что тот решил на время покинуть Венецию и может даже Италию, отправиться в путешествие в поисках новых впечатлений и знаний.

Несколько ночей подряд мрачная тварь бегала к бывшему дому юного графа и осторожно, шаг за шагом, обследовала сначала территорию вокруг, небольшой сад с ароматными розами, а потом и сам дом. Она забиралась в дом через выбитое окно и шастала внутри по пустынным, покинутым комнатам. Тут везде ещё сохранился запах хозяина дома. В какой-то комнате больше, в какой-то меньше, но он испарялся, а это значило, что мальчишка и правда не возвращался. И только у подвала гиена задерживалась дольше обычного. Нос начинал подергиваться, шерсть на загривке поднималась дыбом и тварь обнажала желтые, влажные клыки, смотря в темноту настороженным, диким взглядом, а после начинала хохотать, пугая добропорядочных горожан и рождая легенды о ночных демонах.

В своем изначальном облике Флоренцо явился в дом Теодора через неделю, когда его железному терпению пришел конец. Мальчишка что-то бормотал о подарке, который он так и не закончил, и который так и не увидит получатель. И вампир решил, что тот просто не осмелиться испариться не доведя до конца начатое, но ошибся и это раздражало. Теодор словно провалился сквозь землю и явно не горел желанием подарить означенное Энцо. Спекся? Может разум возобладал над страстью и мальчик решил сдаться? Сбежать и жить нормальной, человеческой жизнью, в которой совершенно точно не было места вампирам ипрочим демонам. Жениться позже, нарожать кучу маленьких, сопливых теодорчиков и отрастить пивной живот. Флоренцо , правда, не очень себе представлял графа в этом вот свете, но люди иногда поступают совершенно нелогично и просчитать все их поступки со стопроцентной гарантией попадания практически невозможно.

Дом встретил вампира тишиной и запустением. Уже успели покрыться пылью полы и мебель, уже завладели углами пауки, плетя свои серебристые сети, уже поселился в здании тот , ни с чем не сравнимый, аромат нежизни. Здесь не было людей. Здесь не было вампиров. Здесь вообще никого не было. Мужчина прошелся по всем комнатам, начиная от чердака. Проводил кончиком пальца по перилам и брезглив морщился, обнаруживая на нем клок пыли. Оставался подвал. Дверь поддалась не сразу, но разве может столь незначительная преграда остановить того, кто поставил себе цель во чтобы то ни стало докопаться до истины? Низкий потолок и явно наличие чего-то большого внизу заглушали легкие шаги Флоренцо. Уже спустившись, он зажег факел и водрузив его во что-то устойчивое, но подальше от себя, принялся обходить незнакомое помещение. Вот здесь запах Теодора был силен! Слишком силен для прошлого! И это было странно, если учесть, что Энцо так и не сумел найти никаких доказательств присутствия мальчишки в городе в общем и в доме в частности. Это крайне озадачивало и ставило в тупик. Задумавшись, Флоренцо почти налетел на железную конструкцию ровно в середине подвала. Оглядел её, обошел. Нечто, больше всего напоминающее просторный, железный ящик.  Зачем он тут? Заглянуть внутрь не получалось, не было ни одной щели. И дверь найти вампир не мог. Но зачем же ящик без двери и возможности туда что-то положить или достать? Что там спрятал этот юный мерзавец? Тот подарок, о котором говорил? Мужчина замер, принюхиваясь и пытаясь так определить содержимое. Пахло самим Теодором, старой рухлядью, старой смертью и железом.

Теодор.
Наконец их взгляды встретились и сердце графа забилось чаще. Даже краска прилила к лицу.
- Здравствуй, Теодор. Я ждал тебя.
Все его неудобства и терзания стоили этого мгновения. Усердие и затраты - все сейчас окупалось с лихвой.
- О, прошу меня великодушно извинить, мне нужно было привести себя в порядок перед такой важной встречей. - граф шагнул назад, чуть разведя руки в стороны как бы в доказательство своих слов, - Ты скучал без меня? Вижу, тебе досталась не слишком разговорчивая компания.
Граф посмотрел куда-то за вампира, имея ввиду труп юноши. То, что этот труп доставляет дополнительные неудобства его жертве, только больше забавляло его. Разумеется, он не мог и предположить, что тот его рано или поздно сожрет.
- Кстати, как тебе мой подарок? - оживился, проведя ладонью по холодной стали, - Я в него вложил почти треть отцовского состояния. Ты мне дорого обходишься!
Теодор мягко рассмеялся, не сводя с вампира любопытного взгляда. Он откровенно любовался своей добычей, не мог наглядеться на него и нарадоваться, видя своего врага в таком безнадежно беспомощном положении. Он еще больше веселился от мысли, какая ярость должно быть сейчас переполняет его любимого врага. Но тот держался более, чем достойно, и ведь не скажешь по нему, что он хотя бы малость смущен. Улыбается, паскуда, словно все хорошо и он всего лишь в гостях у старого приятеля. А так хотелось сорвать с его губ эту притворную улыбку. Хотелось увидеть его страх, злость или хотя бы недовольство. Но он был не человек, и не вел себя по-человечески, даже если испытывал все эти эмоции. Теодор конечно не собирался его убивать прямо сейчас. Пока он только играл с ним, как котенок играет с рукой, впиваясь острыми зубами и коготками в уязвимую кожу, осторожно, чтобы не поранить.
Пройдясь по подвалу, граф снял со стены горящий факел и мягкими шагами вернулся к своему пленнику. Он подошел так близко, что пуговицы его камзола тихо стукнулись о металл. Улыбка его испарилась, оставляя на лице привычную спокойную уверенность и холод во взгляде. В свете огня лицо де Моро обретало демоническое выражение, то, которое всегда видели его жертвы. Сейчас Флоренцо мог увидеть настоящего Теодора, а не того наивного влюбленного юношу, которого он для него сыграл. Они впервые видели друг-друга без масок, без тайн, лицом к лицу. И этот факт будоражил, но в то же время огорчал. Больше не будет притворства, игр в прятки, сеть соткана и муха увязла в ней по самое не хочу. Триумф Теодора здесь и сейчас, и другого такого уже не будет.
- Ты ведь знал, что это ловушка, - тихо сказал Тео, вглядываясь в омут его глаз, - Но все равно пришел. Я сыграл на твоей слабости - тщеславии. И у тебя их еще много. Расскажи о своих слабостях? Что я могу еще отнять у тебя, кроме свободы и жизни? Сейчас твоя очередь покаяться, mon cher démon.. Я хочу послушать твою исповедь.

Флоренцо.
А мальчик вырос! Неожиданно перед Флоренцо развернулась вся жизнь его жертвы. Как на ладони. Он видел его, орущего от ужаса в первую минуту его жизни на грешной земле, видел улыбающегося в колыбели, видел плачущего от бессильной злобы на отца. Видел, как жесток был к нему мир и как он стал жесток к миру, но никак вампир не мог понять, что нет уже того мальчика. Есть молодой мужчина, жаждущий не только и не столько мести, сколько ищущий свой собственный смысл. Мужчина продолжал улыбаться. А когда свет факела осветил кровавыми языками лица улыбка стала только притягательнее. Как будто чем больше должно рождаться страха в душе вампира, тем пышнее там расцветает безумство.
- Я знал.
Энцо кивнул в знак согласия. На лоб упала черная прядь, располосовав красивое лицо на кривую маску.
- Нет, мой мальчик. Я не стану рассказывать тебе о своих слабостях. Я расскажу тебе о другом.
Если бы мужчина мог, он бы коснулся руки Теодора чтобы ощутить ту удивительную внутреннюю дрожь, которая обязательно должна была быть. Но возможности не оказалось и Флоренцо просто смотрел позволяя палачу и тюремщику всё глубже и глубже погружаться на черное, как сама пустота, дно его глаз.
- Я расскажу тебе, как пахнет страх. Хочешь?
Голос вампира был тихим. Прислушиваться не приходилось, но точно не хотелось нарушать этой плавной речи. Хотелось слушать, и слушать, и слушать. Рассказывали, что русалки пением завлекают моряков, может у детей ночи есть тот же дар?
- Страх пахнет очень ярко. Он буквально ослепляет и ты видишь только того, кто боится. Например женщину. Маленькую, хрупкую, измотанную родами и ревнивым мужем. Она боялась. Очень. До боли стискивала простыни судорожно сведенными пальцами, кричала, срывая горло, а после хрипела. Когда не могла и хрипеть, она беззвучно плакала, кусая край подушки из последних сил. А ей ведь хотелось жить, и нужно было всего лишь сказать "да".
И вместе со словами рисовалась картина. Реальная. Как будто они уже не были в подвале, а стояли у постели умирающей женщины. Знакомые черты, знакомый дом, знакомые запахи.
- Страх пахнет слезами и мольбами. Он пахнет острым желанием жить во чтобы то ни стало и не смотря ни на что. Но вкуснее всего он становится тогда, когда жертва понимает - дальше только смерть.
Флоренцо потянул носом пропитавшийся гнилью воздух так, словно вдыхал изысканнейший аромат. Даже глаза на мгновение прикрыл, скрыв под ресницами полыхнувшую в ответ огню ярость.
- Но ты знаешь как пахнет страх. Ты знаешь как пахнет ужас и паника, отчаяние и боль. Ты был с каждым из них. Они стали твоими любовниками на долгие года и ты не мог с ними расстаться. И до сих пор не можешь, ведь так?
Вампир замолчал на секунду, взгляд стал жестким.
- Бойся своих желаний, мой мальчик, они могут исполниться.
В долю секунды Флоренцо оказался слишком близко чтобы Теодор смог что-то заметить. Молниеносное движение и мужчина схватил юношу за шею, впиваясь в нежную кожу когтями и буквально впечатывая лицом в решетку. Миг. Или целая жизнь. На губе юноши проступила неосторожная капля крови. Вампир вдохнул знакомый аромат, клыки сверкнули жемчугом между губ. Укусить Теодора он конечно не мог, но попробовать его на вкус запросто. Язык коснулся губ мальчишки, слизывая рубиновую каплю, а уже в следующий миг Энцо ослабил хватку и отпустил своего пленителя. Не хватало ещё, чтобы тот с перепугу или со злости швырнул в него факел.

Флоренцо.

Смех. Грудной, бархатный, заразительный и крайне обидный. Он раскаленным железом мог полоснуть по оголенным нервам юного графа. Флоренцо смеялся. От души, не сдерживаясь, смотря на своего пленителя сквозь тонкие прутья решетки.
- Ты слишком юн, мой мальчик, чтобы утверждать обратное.
И даже когда Теодор привел в действие адскую машину вампир не переставал улыбаться. Странно, что близкая смерть может так развеселить, Энцо и сам не догадывался, а уж как должен был быть удивлен человек! Стена начала свой путь медленно и неотвратимо приближая не смерть, а боль. Неприятно конечно, но можно пережить, а вот что придумает извращенный мозг Теодора дальше предсказать было сложно и вполне может быть, что теория Энцо в корне не верна, и граф всё таки решит его прикончить разом положив конец всем своим страданиям и метаниям. Юные мальчики свежи и прекрасны, как с эстетической точки зрения, так и с гастрономической, но вот понять их логику бывает подчас не менее сложно, чем логику девиц. Впрочем вампир надеялся на свой ум и проницательность, ну а полагался на уверенность в себе.
- Знаешь что вызывает в тебе такое противоречие, мой друг? Твоя любовь и ненависть. Внутри ты разрываешься на части, горишь огнем и проклинаешь себя, и в тоже время ты боишься моего последнего вздохе так же, как боюсь его я. Да, мне страшно, как впрочем и всем. Смерть бывает крайне неприглядна и уродлива, но если ты хочешь она может стать великолепным произведением искусства.
Мужчина отлип от стены и подошел ближе к кольям. Коснулся одного кончиком пальца намерено раня себя. Капля крови. Всего лишь. Улыбка всё ещё играла на губах Флоренцо когда он облизнул палец и вновь взглянул на своего невольного собеседника.
- Твой брат смыслил в этом больше тебя. Он вдохновлял меня. Себастьян любил говорить, что в любой грязи можно найти алмаз. Если хорошо поискать. Ему нравилось находить красоту там, где никто другой её увидеть не может.
Под ногами зашевелился труп, это его достигли колья. Запах вновь резко ударил в ноздри, порвалась истончившаяся от разложения кожа и на пол потекла отвратительная, смрадная жижа. Кое где из тела стали вылезать кости, отделяясь от сухожилий и остатков мяса.
- Мне нравится Себастьян.
Последняя точка. Нравится. Здесь и сейчас. Словно старший брат вот-вот спуститься в этот подвал. Флоренцо снова вернулся к полюбившейся стене и замер в ожидании. Крошечный шанс избежать пытки всё таки был, но может Судьба сегодня выкинет иные кости?

Теодор.
У Флоренцо был красивый раскатистый смех, его можно было бы слушать вечность, но не в тот момент. Чем больше вампир смеялся над графом, тем больше граф негодовал. Смейся, смейся, пока у тебя еще целая гортань, подумал про себя Теодор. Он знал, что сейчас последует. За его выпадом всегда следует выпад его врага, и он должен быть сильным. Граф ждал, сжимая кулаки, когда проклятый демон перестанет хохотать, но он вовсе не ждал, что он начнет бояться. Он даже был уверен, что Энцо не испугается ни его полыхающего гневом взгляда, ни выкриков, ни вот этих приближающихся шипов. Он с готовностью и без страха ждал его болезненных слов, как ждал когда-то очередного удара плетью, и они незамедлительно последовали.
Любовь, ненависть... Ерунда! Никто, кроме самого Теодора, не мог заглянуть в его душу и сказать с уверенностью, что там. Поэтому копания в его душе и попытки вывести его на чистую воду совершенно его не трогали. И сейчас он только хмыкнул на заявление о его противоречивых чувствах, не придав этим словам никакого значения, словно отмахнулся от надоедливой мухи. Гнев его совершенно неожиданно сошел на нет. Резко, как обрубило. Тео вдруг отвлекся от пафосной речи, словно выходя со сцены за кулисы, быстро достал из кармана платок и приложил к носу. Граф приготовился, что сейчас шипы потревожат труп и до него долетит отвратительная вонь. А вампир, между тем, продолжал говорить. Когда речь зашла про Себастьяна, Теодор вскинул на него изумленный взгляд и убрал платок от лица.

Конечно, он предполагал, что его вампир мог оказаться Тем Самым Вампиром, с которого все началось. Такая надежда его посещала каждый раз, когда он охотился на очередного демона, и она была столь слаба и зыбка, что он в конце концов бросил думать об этом. Он просто убивал вампиров ради своего развлечения, а не из мести за брата. Давно его натура взяла верх над человеческой. Это обычные люди ищут убийц своих родственников из мести, Теодор не искал убийцу своего родственника. Он просто убивал убийц, потому что ему это нравилось, предполагая, что однажды один из них по счастливому совпадению окажется тем самым. Но то, что это будет именно Флоренцо Конти, на которого Тео потратил больше всего сил, он и мечтать не смел. И вот это произошло.

Теперь уже Теодор рассмеялся, звонко и заливисто. Теперь, когда Флоренцо оказался.. два в одном, и оба они сидят в его клетке, граф хохотал, как сумасшедший, запрокинув голову, не веря в этот невероятный поворот событий.
- Так это был ты? О, какая удача! Да это же настоящий подарок судьбы! Это нужно немедленно отпраздновать!
Теодор подскочил к одному из ящиков и достал из него бутылку с неизвестным пока содержимым, откупорил ее зубами и выплюнул пробку. Не переставая хохотать, он нашел себе бокал и быстро наполнил его красным вином почти до краев.
- Мне нравится Себастьян.
Граф резко перестал смеяться и посмотрел на своего пленника с затаенной улыбкой. Как, его брат жив? Именно на это намекал вампир. "Нравится", значит, еще где-то он существует. И можно сейчас узнать.. пообещать не трогать Флоренцо, оставить его целым и невредимым, отпустить, все, что угодно! Себастьян жив и Флоренцо скажет ему. Надо просто остановить адскую машину и прекратить.. Теодор склонил голову на бок, все с той же улыбкой наблюдая, как мало осталось расстояния от острых шипов до тела его врага. И вместо того, чтобы что-то сказать или остановить машину и узнать, где его брат, он внимательно наблюдал.
Твердые шипы легко рвали одежду, кожу, а затем и в плоть. Они входили не резко, а медленно, причиняя тем самым еще больше боли. Теодор неспешно сделал глоток вина, не сводя с Флоренцо любопытного взгляда. Он знал, что вампир не будет кричать. Это ниже его достоинства. И знал, что тот будет улыбаться. Но так же он знал, что ему все равно чертовски больно. А скоро станет еще больнее. Эта мысль его утешала.
Шипы вошли в руки, ноги, спину, бедра.. их было около двенадцати, и все они раскроили плоть вампира насквозь. Кровь Флоренцо быстро сочилась из ран, стекая по его телу щедрыми струями и собираясь в углах камеры. Граф осушил залпом бокал, когда машина наконец остановилась, зажав Энцо между двух металлических плит, поставил бокал и нажал рычаг, открывающий двери сбоку. Кровь хлынула ручьем из ящика, быстро впитываясь в землю. Теперь он мог увидеть, что произошло, разглядев его пронизанное шипами тело в профиль. Выглядело довольно аппетитно. Убрав ногу с рычага и позволив двери захлопнуться вновь, Теодор вернулся к окошку, через которое все еще оставалась возможность смотреть в глаза Энцо, притиснутого теперь к решетке лицом.
- Прости, ты что-то сказал про моего брата? - улыбнулся граф. Он снова стоял так близко, что вампир мог бы ощутить запах алкоголя, исходящий от его губ.
- Я подловил тебя на лжи, Флоренцо. Ты лукавишь. Ты же говорил, что не хочешь мной манипулировать.. У меня был когда-то пес по кличке Мирамис. Отец понял, что я не боюсь его плетки, и решил избивать мою собаку, чтобы наказать меня. Он угрожал, что побьет его всякий раз, когда я его не слушался. Я понял, что мой отец пытался мной манипулировать с помощью моей привязанности к собаке. Я не хотел, чтобы Миромис мучился, и не хотел, чтобы мной манипулировали. Знаешь, что я тогда сделал? - граф улыбнулся шире, заглядывая в его глаза. Ему вдруг стало интересно, так ли хорошо его любимый враг знает ход его мыслей? - Да, я застрелил пса. Мне было, кажется, шесть. Теперь поставь на место моего пса Себастьяна. Знаю, тебе сейчас сложно, но.. - граф приблизил свое лицо к решетке, без тени юмора ища в глазах Энцо понимания, - Пожалуйста, попытайся. И посчитай, сколько у тебя шансов преуспеть в этом больше моего отца.

Флоренцо.
Флоренцо больше ничего не сказал. Впрочем граф от него и не ждал ответов, ему всё было очевидно. А вот вампиру нет. К сожалению дар и правда слабеет с вытекаемой кровью, и теперь было поздно что-то предпринимать. Оставшись в одиночестве мужчина попытался освободиться. Не получилось. Перекинуться тоже не было ни единого шанса. И по всему выходило, что оставалось только ждать продолжения. В том, что оно будет не было сомнений, Теодор не оставит задуманное на полпути и вполне может быть, что уже скоро его тайный сундук пополнят трофеи в виде клыков вампира. Или он предпочтет вырезать ему ребра и сделать из них "музыку ветра"? Про глаза в склянках на память Энцо предпочитал не думать. Неприятно, знаете ли, осознавать, что в скором будущем, вполне возможно, тебя разберут на куски и выставят на полки, пропитав формалином.
- Что ты задумал, черт тебя подери?
Хладнокровие начинало изменять, но силой воли Флоренцо заставлял себя не думать о черных перспективах. Правда была в том, что на самом деле он действительно сам попался в расставленные ловко сети и теперь в какой-то мере наслаждался тем, что творилось. Извращенное наслаждение, безусловно, но только не в случае с Теодором. Иначе как можно заглянуть в самую душу своего врага?

Сознание утекало медленно, капля за каплей. Впитывалось чернотой в камень, сочилось сквозь раны и в конце концов, как ни старался вампир, разум почти померк. Голод поднял голову и теперь перед внутренним взором зверя была только живительная кровь. Плыли картины прошлого, давнишние жертвы и с каждой он проделывал одно и тоже - впивался крепкими клыками в шею, вспарывая вену и наслаждаясь агонией умирающего человека. Раз за разом, раз за разом.
Когда вернулся граф, Флоренцо был действительно без сознание, но запах человека привел его в чувства. Ничто так не бодрит как близость желаемой жертвы. Вампир дернулся в тот момент, когда колья оставили истерзанное тело, но слабость и раздробленность сознания не позволила совершить точный маневр. Стальные пластины сомкнулись на теле оковами. Особенно жестоко Теодор затянул ошейник и в залитом болью и жаждой сознании Энцо это запомнил. Вероятно один из немногих моментов этих дней, именно этот высветился слишком ярко. Вампир хотел что-то сказать, но с губ слетел только едва слышный не то стон, не то хрип.
Я убью тебя позже, мальчик.
Как юноша его раздевал Флоренцо не очень заметил, лишь касание воздуха к коже подсказало горячечному разуму, что теперь он ещё и обнажен. Мужчина никогда не стеснялся своего тела, скорее гордился, но в данный момент именно это было второстепенно. Куда важнее было услышать человека и может быть суметь добраться до него раньше, чем тот что-то сделает. Энцо шевельнул рукой.

Теодор.
Пока вампир приходил в себя, Теодор занимался необходимыми приготовлениями. Сперва он немного прибрался - вынес труп и обрезки с пола, принес ведро воды, вытер кровь там, где мог и где она не впиталась в землю, принес новое ведро воды, на этот раз теплое и с губкой. Для дорогого гостя. Вернувшись к нему, граф снова взглянул на него сверху и заметил, как подрагивают черные ресницы, а губы, испачканные в запекшейся крови, слабо открываются, словно ищут живительную жидкость. Так младенцы ищут сосок матери, способный спасти от гибели. Тео склонялся к нему все ниже и ниже, но в какой-то момент замер, заметив, как сильно ошейник впился в шею.
- Подожди, - шепнул он, затем отпрянул и заглянул под стол, чтобы отрегулировать крепление. Он снова посмотрел на Энцо с легким беспокойством, - Так лучше?
В такой ситуации наречие "лучше" мог использовать только Теодор. Он пододвинул ведро с водой ближе, окунул губку и выжил, затем аккуратно провел ею по лицу вампира. Мягкими движениями он смыл запекшуюся кровь с его лица и шеи, потом переместился на плечи и грудь. Все это время Тео был крайне сосредоточен, но в нем чувствовалась уверенность. В каждом движении и взгляде.
- Я знаю, ты голоден. Потерпи. Я бы накормил тебя, но ты ведь сразу выкинешь какой-нибудь фокус..
Губка неторопливо омывала раны на теле вампира, смывая багровые пятна крови на руках, ногах и груди. Теодор никуда не спешил, к тому же, сейчас он мог достаточно хорошо изучить своего врага с точки зрения анатомии. Там у него все было нормально, крепкое мускулистое тело, красивая шелковая кожа, волосяной покров не слишком густой, прямо идеал мужчины. Граф остановился, когда посчитал, что его жертва достаточно чистая, чтобы он мог теперь к ней прикасаться с удовольствием.
- Я дам тебе немного своей крови, если пообещаешь не пакостить.
Теодор откуда-то выудил острый ланцет, сделал маленький надрез на своем запястье и поднес руку к его губам.
- Два глотка, понял? Если выпустишь клыки - пеняй на себя.
С этими словами де Моро прижал  к губам своего демона запястье в том месте, где из раны сочилась его кровь. В таком положении Теодор полностью владел ситуацией. Он мог отдернуть руку в любой момент, Энцо не успел бы его схватить, будучи надежно закреплен стальными оковами. Не успел бы впиться зубами - граф внимательно наблюдал.

Флоренцо.
Слова Теодора доходили до пленника словно сквозь парочку толстых одеял и смысла он разобрать никак не мог. Ощутил только, как немного ослаб ошейник. Уже неплохо, можно... Вздохнуть? Даже сквозь сумеречное сознание вампир улыбнулся. Неужели на пороге смерти ты ощущаешь себя тем, кем родился? Человеку необходим воздух чтобы жить. Вампиру нет. Вдох. Ещё. Ещё один. Каким сладким может быть простой глоток затхлого, подвального воздуха, уже пропитавшегося свечным воском, потом, кровью и "ароматом" разлагающейся плоти! Энцо попробовал открыть глаза. С первого раза не получилось, только дрогнули ресницы, укрывая траурной вуалью провалы черных глаз. На второй раз получилось лучше, но перед глазами всё плыло в мутном тумане и рассмотреть хоть что-то было проблематично. Разве только яркие, болезненные пятна свечей, врезающиеся в глаза янтарными углями.
-...
Теодор был заботлив и ласков, крайне осмотрителен и осторожен, но ничего сейчас не заботило Флоренцо больше, чем окровавленное запястье палача. Обо всём он будет думать потом, после. Два глотка? О, сейчас даже эта нищенская подачка казалась даром свыше! Два глотка, в которых была запечатана сама сущность вампира, его жизнь и его будущее. Всего два. Два. Мужчина облизнулся и очень нежно коснулся губами тонкой кожи. Так целуют любовника после восхитительной ночи. Едва касаясь губами, но оставляя вспышками полыхающие воспоминания. Глоток. Даже не глоток, намек. Пара капель. Губы окрасились красным, по телу волной прокатилась крупная дрожь, выбивая из глаз искры. Раны медленно начинали затягиваться, но крови было настолько мало, что о полной и быстрой регенерации можно было забыть.
Ты очень любезен.
Ещё глоток. О, как хотелось впиться клыками в эту восхитительно молодую плоть и рвать её на части. Рвать на куски, захлебываясь горячей, ещё пульсирующей кровью. Но нет. Флоренцо умел проигрывать и играть по чужим правилам. Пока Фортуна была на стороне мальчишки и это стоило учитывать. А бравада, приводящая к смерти никому не нужна.
Мужчина слизнул последнюю каплю, касаясь кончиком языка раны и снова закрыл глаза. Расслабился.
- Спасибо.
На первый взгляд Флоренцо сейчас был так же слаб, как и минутой раньше, но что-то неуловимо менялось.

Теодор.
Чертов вампир. Чертов сукин сын. Сволочь. Как же забилось сердце Теодора от его слов, от этого томного взгляда и от слабой улыбки. Граф был секунду назад уверен, что все под контролем, но стоило его демону включить свое обаяние, и Теодор потерял всю холеную выдержку. Чары Флоренцо были сильны даже в таком состоянии, и де Моро знал, что это чары, он был уверен твердо, что тут действует вампирская магия и он снова наступает на те же грабли, что и в ночь их первой встречи. Тогда у Тео были спасители, а сейчас.. сейчас они были наедине, и этому уединению никто и ничто не помешало бы. Теодор смотрел в его глаза, вздрагивая от его слов, невольно наклоняясь ближе, тяжело и сбивчиво дыша, ощущая, как по коже бежит волна мурашек, а в груди все горит адским пламенем. Желание выполнить последнюю просьбу становилось просто непреодолимым, перед глазами уже вырисовывалась картина, как Тео обнимает его, крепко сжимает, и в ответ чувствует такие же крепкие объятия, как вдыхает запах кожи и ведет по ней языком, а руки его проделывают немыслимые вещи.. как подставляет шею и зубы прихватывают кожу в том месте, где бьется артерия. А потом неописуемое блаженство и счастье, успокоение и удовлетворение в руках того, кто полностью проник в его сознание. Ему хотелось верить, хотелось отдать все до последней капли за миг счастливого забытья.
Теодор замер в сантиметре от его губ, коснувшись их дыханием, а миг спустя накрыл их ладонью, крепко зажимая рот, и клещи в его руке зажали сосок вампира. Ему пришлось приложить все усилия, чтобы стоять на ногах, а не лечь сейчас рядом, позорно прильнув к Флоренцо всем телом, чтобы тереться об него и.. Теодор закрыл глаза, вдохнув носом и медленно выдохнув. Такие мысли поднимали волну возбуждения, в паху заныло от не выплеснутых чувств.
Граф убрал клещи. Во рту его пересохло и руки слегка подрагивали, а к щекам прилил заметный румянец.
- Довольно вопросов, - сказал он низким хриплым голосом, - Я хочу взять на память трофей. Но что бы мне взять?
Поморгав, де Моро принялся изучать его тело заново, все еще крепко зажимая его рот своей ладонью, другой - снова скользя по белой коже, начиная с груди.
- Твой язык, который совращает меня? Или твой.. - рука его стекла по кубикам торса вампира вниз и мягко сжала его достоинство, - ты этим пользуешься?
Теодор чуть улыбнулся и отпустил его, вновь ведя ладонь вверх, пока не остановил ее у Флоренца на груди.
- Нет.. я возьму твое сердце.

Флоренцо.
Дыхание коснулось губ. Горячее. Нет, раскаленное, оно словно пустынный ветер опалило кожу, а сверху легла ладонь. О, какие нежные бывают руки у людей! Особенно у юных мальчиков. Нежные и ласковые, почти шелковые. Флоренцо не шелохнулся, он всё ещё продолжал смотреть на своего палача так, что тому оставалось или потерять разум окончательно, или рубануть себя по голове чем-то тяжелым. Но Теодор сумел выдержать. Да, к сожалению слабость вампира не добавляла сил его дару, с этим ничего не поделаешь, но останавливаться на половине пути было не в привычке Энцо.
Металл коснулся нежной плоти и вампир вздрогнул. И опытный в любовных утехах человек смог бы распознать то внутреннее напряжение, которое зарождается вместе с возбуждением. Не от страха Флоренцо прикрыл глаза, совсем наоборот. Ему нравилось происходящее и это было очевидно, разве только мешали оковы, но это такие мелочи когда рядом предмет вожделения, не так ли?
- Ммм...
Нежной ямочки на ладони коснулся горячий язык вампира. Такое интимное, такое личное прикосновение.
Ты просто как взбитые сливки, мой мальчик. Такой сладкий. Я хочу облизать тебя всего, начиная от кончиков пальцев.
Под пальцами Теодора плоть дрогнула, наливаясь желанием. Не этого ли хотел юный граф, бросая в лицо вампира слова о страсти?
Я хочу тебя, Тео. Хочу здесь и сейчас. Иди ко мне.
Не нужны слова когда за вас может говорить тело. Оно никогда не обманывает. Оно откровенно заявляет о ваших желаниях куда красноречивее слов. И разве можно оставить без внимание подобное? Ведь когда желания совпадают случается волшебство и перестает существовать реальность.
Иди. Я расскажу тебе о том, что я сделаю с тобой. О том, как я буду любить тебя.
Кончик языка рисовал на ладони графа отвратительно сладкие фигуры, порождающие горячечную дрожь и заставляющие фантазию выкидывать такие картины, от которых и чертям в аду становилось стыдно. А Флоренцо не отрываясь следил за юношей, наслаждаясь его прикосновениями. И даже угроза расстаться с сердцем теперь не могла заставить вернуться страх. Страх только как пряная приправа к желанию. Не более.

Теодор.
В груди бушевало пламя, острые волны возбуждения накатывали от движений языка по ладони графа.. было ошибкой зажимать вампиру рот. Но теперь ноги подкашивались от этого безумного ощущения. В самых худших кошмарах он не мог себе представить, что вот так будет изнывать от одного лишь взгляда в глаза, от одной безумной мысли. Два желания в нем боролись между собой, желание воплотить жестокое намерение в явь, и желание поддаться опустошающей, выжигающей душу страсти. Если бы это было только его желание, только его страсть, если бы он не чувствовал ответной тяги, то не позволил бы себя околдовать. А теперь пожар удваивался и сметал все на своем пути.
Что ты делаешь со мной?

Теодор как во сне забрался на стол, перекинул ногу через него и оседлал бедра вампира, упершись рукой в его грудь. Он посмотрел на ящик с инструментами, дрожащей рукой достал ланцет. У него до этого был четкий план, но, черт побери! Он прекрасно чувствовал под собой восставшую плоть, и не мог совладать со своим телом, выгибая спину, прижимаясь тем же местом, в котором его брюки стали тесными. Голодный взгляд следил из под бровей за глазами Энцо, граф, неожиданно для самого себя, засунул в его рот большой палец, уже не боясь, что ему могут и руку откусить по локоть. Он плавно терся о бедра вампира, распаляя желание, вздрагивая от острых волн и уже ища какой-то ритм. Забывая, что собирался сделать. Для чего взял ланцет? Теодор сжал его в кулаке и прильнул к шее своего демона, шумно вдыхая его запах на всю глубину легких, вгрызаясь в его кожу зубами, кусая его ключицы и выпуская на волю предательский стон. Какой он твердый, как сладко.
Я не этого хочу, остановись!
Он снова вперился в глаза вампира пьяным взглядом, волосы его растрепались, ланцет неосторожно ранил кожу, но не так глубоко и не там, где собирался это сделать Теодор. Сейчас, еще секунды.. минуты.. и он вспомнит.

Флоренцо.
Всё верно, мой мальчик, всё правильно. Иди ко мне. Иди.
Теперь, когда граф не мог противиться ни зову, ни своему желанию, Флоренцо мог бы и говорить, но не хотел. Этот момент и так был пропитан страстью полностью. Пронизан первобытным, диким желанием, которое напрочь лишает воли и заставляет следовать за собой всё дальше и дальше в паутину фантазий. Фантазий острых, как иглы, вонзающиеся в плоть. Губы сомкнулись на пальцах юноши, язык прошелся по ним влажной лаской. На мгновение Флоренцо прикрыл глаза, вдыхая в себя вкус своего врага. Впитывая его, слизывая с кожи и наслаждаясь так, словно пил старое, дорогое вино. И это пьянило не хуже. Наконец он выпустил пальцы графа из плена губ.
- Я хочу тебя, мой мальчик.
Шепот. Его нельзя услышать и нельзя не понять. Он окутывает раскаленным покрывалом. Накрывает. Вскрывает вены и утекает словно и не было никогда.
- Хочу здесь и сейчас.
Вампир прекрасно отдавал себе отчет во всем, что сейчас происходило, но и не мог позволить себе не насладиться. Чувственность, она делается особенно яркой когда обостряются все чувства. Когда ты буквально "слышишь" запах желания. Ты слизываешь его солоноватый вкус с влажной от испарины кожи. Ты можешь ощутить его всем телом. И Флоренцо ощущал, и позволял наслаждаться этим Теодору, поощряя его продолжать.
- Не останавливайся, прошу тебя...
Укус взбудоражил. Кровь рванула по жилам быстрее, зашумела в ушах, а плоть стала значительно тверже, однозначно давая понять мальчишке, что он делает всё верно. Флоренцо двинул бедрами на встречу оседлавшему его юноше. Крайне не хватало свободы действий, но всё впереди.
- Сними одежду, она мешает. Я хочу видеть тебя. Я хочу ощущать тебя.
Ещё одно движение, заставляющее Теодора ощутить всю мощь чужого желания и намерений.
- Поцелуй меня.
Взгляд стал раскаленным, словно внутри вампира бурлила лава. Впрочем это было не так далеко от истины, Теодор сумел зажечь в Энцо то, что только тлело все прошлые года.