- Правда, и он знает об этом.
Теодор вспыхнул, вновь ощущая себя девятилетним мальчиком. Словно он только что сидел на столе в столовой, сжимая платок Флоренцо, который на следующий день, после рассказа брата, мальчик пошел и выкинул в окно на волю ветрам.
- Вот как.
Лицо графа затвердело. Отойдя от мужчины, он снова присел - стоять и качаться ему не нравилось.
- Почему ты не сказал, что отправился бы путешествовать с Себастьяном и мной?
Теодор вскинул на него возмущенный взгляд.
- Потому что я не хочу путешествовать с Себастьяном и с тобой! - выпалил юноша, встав, как оскорбленная дама, - С какой стати мне этого хотеть? И чего ты пристал к нему? Кто твой друг, он или я? Друг может быть только один и я не хочу делиться с Себастьяном.
Теодор учащенно дышал от бушующих эмоций, все это он выпалил на одном дыхании и плохо соображал, что именно сказал и стоило ли. Однако, он сказал чистую правду.

- Но ты говоришь, что не хочешь путешествовать с нами вместе, выходит, как бы не был важен друг, он всегда будет отложен до лучших времен, так?
- Нет, не так, - заявил граф, испепеляя мужчину взглядом, - Мы с братом не сросшиеся близнецы, у каждого своя жизнь, и друг с другом мы наши жизни не связывали. Он уехал, оставил меня, и пусть. Может у него потом появится жена и дети, я буду рад за него и не потащу с собой в путешествие. Буду навещать иногда.
Теодор уже не пускал искры из глаз, говорил спокойно, но все еще был на взводе. Ему было сложно сформулировать и выложить свою концепцию понимания дружбы, но он пытался, как мог.
Граф машинально отпрянул от протянутой руки, не желая принимать ласку, словно все тело его покрылось колючками как у ежа. Но пыл его поубавился, и теперь он с надменной серьезностью смотрел в глаза мужчины, чувствуя себя взрослее его. Ведь он не понимал самой простой вещи, которую мог понять каждый ребенок. Так думал граф.
- В детстве у нас с братом было много игрушек, - сказал он после паузы, - Но у меня был любимый ножик, который я ему не давал. Потому что он был мой. Я не хочу делиться своим, даже с братом. У нас не может быть все общим, потому что он и я - не одно целое. И если мне нужно будет выбирать, я выберу, не беспокойся. Между нами нет обязательств, он не должен нянчиться со мной всю жизнь только потому, что его угораздило родиться моим братом. Мы были вместе, пока нас растили и воспитывали. Его важность для меня условна - он важен, потому что он мой брат. Я его не выбирал, и он меня, это не наш выбор. А ты.. с тобой все по-другому.

- Ты говоришь о дружбе так, как когда-то я говорил о любви.
Теодор удивленно выгнул бровь. Он понятия не имел, что такое любовь, он ее никогда ни к кому не испытывал и ему казалось странным все, что происходит между людьми в романах. Он не понимал отца, когда тот говорил о любви к Кристель, не понимал брата, говорившего о любви к нему. Это чувство для него было закрыто раз и навсегда.
- Вот, ты выбрал меня как друга, а что будет, если ты кого-нибудь полюбишь? И там, и там будет твой выбор. Я понимаю, когда ни с кем не хотят делить любовь. А вот друга? Это мне не понятно.
Теодор взглянул на лицо Флоренцо, оказавшееся снова так близко. Он никогда бы не сказал и не сделал всего этого, если бы был трезвым. Сейчас его открытость пугала его самого, но зато она помогала открывать этого человека. Он вдруг подумал, что, не смотря на то, что граф много лет назад выбрал по какой-то причине Флоренцо как друга, сам Флоренцо его не выбрал. Он заинтересовался не только им, но и Себастьяном. Он заходил к нему потом, ночью. И он подарил ему книгу, когда Тео где-то черти носили. Он был между ними. Граф печально смотрел на него, осознавая до конца не радостную истину, потом его рука тронула весок мужчины, погладив его по волосам, но юноша быстро ее отдернул.
- А друга нельзя любить? Я не знаю, что это за чувство, мне оно не понятно.

Теодор слушал Флоренцо, постепенно отдаляясь от своих мыслей. Ему были интересны размышления мужчины, его жизнь, прожитая до него, люди, которых он знал, сколько их было? И скольких из них он считал друзьями? Становилась очевидна собственная глупая наивность, и как он вообще мог быть таким идиотом, говоря о таких понятиях, как дружба и любовь с человеком, как минимум в двое старше его?
- Как все сложно, - вздохнул юноша, переводя взгляд на руку, прижатую к груди мужчины. Его последние слова удивили еще больше, заставив графа удивленно улыбнуться.
- Ты тоже не нормальный, - усмехнулся граф, - но не как те, которых я выбираю. Ты особенный.
Теодор почувствовал, как в нем снова разливается тепло, погружая в приятное состояние истомы и сонливости. Встрепенувшись, юноша посмотрел в глаза Флоренцо.
- Давай выбираться отсюда?

Теодор какое-то время наблюдал за действиями мужчины, недоумевая, ему слабо верилось, что у него так просто что-то получится.
- Наверно, старею.
- Может, тебе помочь? - неуверенно предложил граф, но Флоренцо уже и без него справился, выбив дверь, чем изрядно удивил. Теодор поднялся на ноги, взял факел и подошел к нему, выглядывая через его плечо и пытаясь что-то разглядеть.
- Там кто-то есть, - шепнул он, - Я пойду вперед, а ты прикрой сзади.
Сказав это, юноша обошел Флоренцо и вошел в затхлое темное помещение. В нос ударила отвратительная вонь, он быстро достал платок из кармана и, приложив его к носу, пошел в глубь подвала. С каждым шагом беспокойство его нарастало, свет факела постепенно охватывал большое помещение, освещая его поражающий размах. Но то, что он увидел, поражало еще больше. Клетки, а в них люди. Когда он подходил ближе, они забивались по углам, прячась от яркого света. Но рассмотрев их, юноша удивленно опустил руку с платком - это были дети.
- Мой Бог..
Граф де Моро не мог сейчас сказать, что именно чувствует, но однозначно был сражен и очарован этим отвратительным зрелищем. Мерно ступая между камер с пленными, он уже точно знал - барон де Пуатье заслужил свою участь. Но что же с ними, с этими детьми? Они были как растения. Или скорее как животные на убой. Ему не нравилось смирение с которым они приняли свою участь. Не нравилась покорность в их глазах.

Мальчик отодвинул предложенную склянку, глянув на Флоренцо. Запах его уже не волновал, ведь сейчас с него самого словно содрали шкуру, обнажив его настоящего.
- Какие мысли, юный граф? Ваши опасения подтвердились. Возможно, нам уже стоит уделить внимание второй двери?
- Погоди.
Граф присел на корточки возле одной из клеток и, немного повозившись с замком, открыл решетку. Он заглянул в глаза одной из сидевшей в клетке пленниц - юной, почти обнаженной девочки лет семи.
- Иди ко мне, дитя.
Она никак не отреагировала на открытую дверь, на Теодора. Даже когда он протянул к ней руку и коснулся ее некогда золотистых волос, девочка оставалась сидеть на своем месте. Немного погодя, он встал и посмотрел на мужчину с какой-то решимостью в хмельном взгляде.
- Мы не можем их так оставить.

- Почему, ваша светлость?
Теодор окинул взглядом клетки, задерживаясь на некоторых бесцветных лицах. Хороший вопрос, "почему?" Если бы сам граф знал ответ.
- Они мне не нравятся, - помолчав, ответил юноша. Глянув на мужчину, он не твердой походкой двинулся к двери на выход, - Помоги мне перетащить сюда бочки с ромом.
В подвале с выпивкой, Теодор коротко осмотрелся и пошел к бочкам. Сам взял одной рукой ту, что по-меньше и пошел обратно, ставя ее рядом с клеткой. Решимости в нем было хоть отбавляй, пусть даже задача перетаскать сюда все бочки казалась непосильной. Но он чувствовал, что так будет правильно. Возможно, в нем говорил какой-то животный инстинкт, при которым слабые и больные особи должны быть уничтожены.

- Давайте сперва разберемся со второй дверью, вы же не хотите сгореть здесь заживо?
Теодор поставил вторую бочку возле другой клетки и задумался. В словах Флоренцо было рациональное звено. Если они не смогут открыть вторую дверь, то план поджога придется отложить. Не поджарят же они себя заживо вместе с детьми? Жить Теодору пока не надоело.
- Хорошо, идем.
Вручив мужчине факел, граф подошел к запертой двери и присел на корточки, вынимая отмычку.
- Посвяти мне..
В принципе, это было не обязательно, но координация движений юноши слегка страдала под действием спиртного, так что засунуть отмычку в скважину удалось только с третьего раза. А дальше дело техники - замок с тихим щелчком подался, проворачиваясь в нужную сторону. Убрав отмычку, граф поднялся и кивнул Конти.
- Ну и как мы ее откроем?

Набрасываться вот так со спины в высшей степени аморально. Хотя, Теодор был последним, кто мог рассуждать о морали. И все же это было не приятно, граф чуть не обделался, когда на него прыгнули. У страха, как говорится, глаза велики, а потому де Моро машинально отскочил от двери и врезался спиной (то есть тем, кто был на ней) в стену, крича при этом как душевнобольной. Но это была лишь первая секунда его шока, после которой он сочно впился зубами в схватившую его руку, которая оказалась аккурат под подбородком, да еще мотнул головой из стороны в сторону, оторвав кусок плоти. Кто-то или что-то на нем возопило, отпустив его, граф развернулся, инстинктивно выхватывая нож и, выплюнув окровавленный кусок, пошел кромсать ножом обидчика. На Флоренцо он внимания не обращал, поглощенный своим занятием и даже в какой-то степени наслаждался..
Когда все было кончено, Теодор осмотрел себя и лихо выматерился. Он будто побывал в кровавой бане.

- Ничего, - огрызнулся граф, которому не нравилось, когда его хватали за шиворот, как котенка. Вырвавшись, он повернулся к Флоренцо, тяжело дыша от пережитого потрясения, вытер нож о свои штаны и убрал в ножны, после чего кивнул мужчине.
- Ты можешь открыть эту чертову дверь?
Оставив Конти разбираться с дверью, граф пошел таскать бочки.
- Не волнуйся, эта тварь мне уже не навредит. Я ему яремную вену проткнул. Видал, как кровь хлынула? Черт.. и как я теперь гостям покажусь?..
Последние слова доносились уже из глубины подземелья с клетками, куда унеслось раненое существо и куда отправился Теодор. Некоторое время спустя он вернулся, чтобы проверить, как дела у его друга. Время уже поджимало, и лучше бы ему вернуться к тому моменту, когда пьяный герцог будет искать его, чтобы задать порку. Если повезет, старый боров будет спать. С такими не веселыми мыслями юноша остановился за спиной Флоренцо, ожидая каких-то приятных новостей.

- Не волнуйся, я свою часть выполню, главное, не разбрасывайся искрами раньше времени.
Что это значило? Интересный вопрос, обдумать который граф не успел. Две служанки и раненый в голову дворецкий, который и втолкнул Теодора в этот вонючий погреб с полутрупами, предстали перед ними. Как только перед хмельным взглядом юного графа предстала эта окровавленная рожа, он, не долго думая, ударил по ней факелом. Истошно вопя, дворецкий барона Пуатье шарахнулся в сторону, а Теодор побежал к клеткам и швырнул факел. Тот упал среди поставленных бочек и юноша, метнулся обратно, сметая все на своем пути, даже Флоренцо.
- Бежим, сейчас рванет! - закричал он, утаскивая мужчину за руку. Бежать надо было быстро, а толпа слуг - смешное препятствие, по сравнению с угрозой в подвале.

Теодор и не подозревал, что умеет так быстро бегать, наверно, алкоголь придавал ему легкости, что подтвердилось через несколько секунд, когда его, ничего не понимающего, подхватил на руки мужчина и закинул себе на плечо!
- Ты что творишь? Поставь меня! - брыкнулся граф, но через миг понял, что совсем не против. Так даже лучше им обоим. Вцепившись в одежду Флоренцо - а это совершенно не улучшило ситуацию и не уменьшило тряску - Теодор приподнялся, уставившись на выбегающих из дома слуг. На улице, кстати говоря, было еще темно, поскольку зимой и темнеет рано, и светает поздно.
- Быстрей! - заорал Теодор и в этот момент раздался чудовищный взрыв. Во всяком случае, юноше он показался чудовищным, обжигающим и таким ярким, что казалось, он ослеп. Однако, все остальные органы чувств не пострадали.

Даже если бы ему оторвало руку или ногу, Теодор не обратил бы на это внимание. Не сейчас, когда его сердце колотилось в груди, как воробей, впрыскивая в кровь адреналин и опьяняя и без того хмельную голову. Его пульс словно взбесился, дыхание участилось и все это было так сильно и ярко, что юноша не мог ответить сразу. Он вообще не мог ничего сказать от потрясения. Такого интенсивного, яркого и острого страха он не испытывал никогда.
- Восхитительно, - наконец прошептал юный граф и тонко улыбнулся. Перед глазами вычерчивалось лицо мужчины, от избытка чувств хотелось обнять его, но Теодор только зажмурился и рассмеялся. Постепенно возвращались физические ощущения - спина чувствовала холодный мокрый снег, а тело местами саднило от ударов. Все же где-то его поцарапали. Но это все мелочи.

Может и истерика, а может просто он был пьян, в любом случае Теодор не видел в своей истерике ничего дурного. Он завидовал тем, кто мог испытывать подобное волнение от простых вещей, чье сердце могло биться вот так часто от чего-то не значительного. Но Флоренцо, конечно, ничего не понимал и попытался скорее прервать его веселье.
- Да, конечно..
Теодор вздохнул и поднялся на ноги, покачиваясь, пошел в направлении, где слышал ржач лошадей. Самому ему тоже было ржачно, только показывать это, когда его веселье не разделяют, не хотелось.
До дома они доехали, как ему показалось, очень быстро. Может быть он уснул во время пути, или все происходящее и было сном. Спрыгнув с коня, юный граф взглянул на окна своего дома - где-то там его ждал отец и одинокая комната. Если повезет, Рубен уже храпит и не вспоминает о нем. Но везет ему редко.
- Ну вот я и дома, - юноша повернулся к Флоренцо и непринужденно улыбнулся. Кажется, алкоголь немного выветрился и теперь он немного протрезвел. Все произошедшее ему еще предстоит осмыслить на утро, а сейчас он воспринимал случившееся как-то слишком легко. Даже если бы земля под ним разверзлась и Сатана забрал его в Преисподнюю, вряд ли Теодор был бы этим слишком потрясен.
- Мы чуть не погибли, так что я наверно должен извиниться. Идти в тот дом была не самая гениальная идея.
Граф осмотрел себя - вся его одежда и, наверное, лицо были в крови. Теперь ему надо как-то прокрасться мимо слуг в свои покои. А еще Рубен.. Теодор отвел взгляд.
- Мне пора.